О ГЛАВНОМ

И промысл Божий о нас

Все случайности неслучайны. Эта фраза давно считается штампом и общим местом. У нас, христиан, на слуху другие слова: «Все промыслительно». Это особенно отчетливо видишь, когда оглядываешься назад, на пережитое, вспоминаешь, как порой старался и трудился, чтобы русло жизни изменило направление, но вдруг вмешивались какие-то обстоятельства, и труды и старания приводили совсем не к тому результату, которого ты хотел, проходили дни или месяцы вопросов к Богу: «А зачем?», а после них — прозрение: «Ведь получилось лучше, чем я думал! Как у Тебя, Господи, все промыслительно!» Впрочем, это все равно не научило принимать все как от руки Божьей, если это касается чего-то серьезного в масштабах человеческой жизни. Но… вы замечали, как всеобъемлюща Божья любовь, которая проявляется даже в мелочах, и в незначительных деталях жизни — все промыслительно? В нужных местах нам встречаются нужные люди, именно тогда, когда нужна поддержка, звонят старые друзья, в нужное время мы читаем подходящие именно для этого времени книги.

Вот однажды летним вечером и мне захотелось вполне летнего, легкого, но в то же время не «пустого» чтения. Я открыла книгу Александра Дворкина «Моя Америка» — подарок от коллег на день рождения. И летний вечер прошел незаметно! А за ним пролетела летняя ночь, потом — дождливый день… В общем, я увлеклась, и вскоре книга была прочитана. Автор живым русским языком рассказывает о своем опыте эмиграции в Америку во времена перестройки, о жизни православных общин Нью-Йорка, о встречах и общении с выдающимися людьми того времени, я бы сказала,  — легендами эпохи, среди которых — давно знакомый и любимый мной автор протопресвитер Александр Шмеман и почти совсем незнакомый протоиерей Иоанн Мейендорф. Если беседы и статьи отца Александра есть в свободном доступе, то работы отца Иоанна найти довольно проблематично. Единственное, что удалось отыскать, — конспект его лекций по предмету «Введение в святоотеческое богословие». Отнюдь не легкое летнее чтение. Я было открыла эту книгу, но… случился август. Белорусский август 2020 года. Шквал эмоций: надежда, досада, гнев, радость, раздражение — все это переполняло. Потоки информации, противоречивых сведений — дни начинались не с кофе, а с ленты новостей, и заканчивались семейной молитвой за белорусский народ. Но гореть и не перегорать так долго — сложно и, наверное, бессмысленно. Эмоции — это сиюминутные порывы, это буря, которой нужно отишие. «Иисусе, бурных отишие», — призываем мы Господа, читая акафист Иисусу Сладчайшему.

Отишие (в переводе с церковнославянского — тишина) случилось в сентябре. Я начала читать «Введение в святоотеческое богословие» и в первой же главе нашла ответы не на те незначительные недоумения (будь то автокефалия или позиция Церкви относительно выборов-2020), которые суть вершина айсберга, а на те глубинные вопросы, от понимания которых и зависит восприятие всего остального.

Первая часть первой главы посвящена святителю Игнатию Антиохийскому.

О святителе Игнатии Антиохийском (известном также под прозванием Богоносец) мы знаем из «Церковной истории» Евсевия Кесарийского (IV век). Игнатий был вторым епископом антиохийским (после Еводия) и скончался мученической смертью во время правления императора Траяна. Согласно Евсевию, он был послан в Рим и отдан на растерзание диким зверям в цирке. По дороге в столицу Игнатий написал ряд посланий, в которых ободрял и утешал малоазиатские христианские общины. До нас дошло семь посланий: Римлянам, Эфесянам, Магнезийцам, Траллийцам, Филадельфийцам, Смирнянам и частное письмо Поликарпу Смирнскому, который собрал эти письма и издал их. Письма святителя Игнатия представляют собой драгоценный источник сведений о раннехристианском периоде, о котором нам известно очень мало.

Существует благочестивая легенда, что ребенок, которого Христос поставил посреди своих учеников, сказав: «…если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18:2–3), был маленький Игнатий, однако хронологически это вряд ли возможно. Также и святитель Иоанн Златоуст свидетельствует, что святой Игнатий не видел Господа во плоти.

Интересно, что в письмах Игнатия для обозначения христианской общины употребляется глагол парэкео, откуда происходит слово парэкия, означающее «вторичное» или «временное пребывание». Так, по-гречески заглавие Послания к Римлянам буквально означает «К церкви Божией, (временно) пребывающей в Риме». Впоследствии слово парэкия стало техническим термином, обозначающим «приход», т. е. церковную общину, находящуюся в каком-то определенном месте. Это всегда одна и та же Церковь Божия, «временно обитающая» или «странствующая» будь то в Риме, Антиохии, Нью-Йорке, Токио или Москве, ибо истинным «домом», «постоянным местом жительства» христиан является небесный Иерусалим, который сойдет на землю в конце времен.

Особый интерес в писаниях святого Игнатия для нас представляют две взаимосвязанные темы – христология (учение о Христе) и экклесиология (учение о Церкви)…

Учение Игнатия о Христе окрашено его полемикой против докетов – еретиков, отрицавших материальный аспект Боговоплощения и считавших Христа кем-то вроде бесплотного ангела:

Потому не слушайте, когда кто будет говорить вам не об Иисусе Христе, который произошел из рода Давидова от Марии, истинно родился, ел и пил, истинно был осужден при Понтии Пилате, истинно был распят и умер, … который истинно воскрес из мертвых, так как Его воскресил Отец Его, который подобным образом воскресит и нас, верующих в Иисуса Христа, ибо без Него мы не имеем истинной жизни.

(«К Траллийцам», 9)

Святитль Игнатий безусловно отвергает всякие сомнения в конкретной материальности тела Христа. Эта конкретность, осязаемость, историчность имеют решающее значение для нашего спасения, ибо если телесный облик Христа был лишь видимостью (как утверждали докеты), то и спасение наше происходит лишь по видимости, а не в действительности…

Чтобы спасти нас, Христос должен был в точности уподобиться нам, а, следовательно, облечься настоящей живой человеческой плотью.Такая сотериология (учение о спасении) служит также основой христианской нравственности, которая состоит в подражании Христу. Это подражание не ограничивается лишь соблюдением нравственного закона, но – как Спаситель полностью и реально воспринял нашу человеческую участь, так же и мы должны сознательно уподобиться Его жизни и особенно Страстям и смерти:

А если иные, как некоторые безбожники, то есть неверующие говорят, что Он страдал только призрачно, – сами они призрак, – то зачем же я в узах? Зачем я пламенно желаю бороться со зверями? Зачем я напрасно умираю? Значит, я говорю ложь о Господе?… И так как все имеет конец, то одно из двух предлежит нам: смерть или жизнь, и каждый пойдет в свое место. Ибо есть как бы две монеты, одна Божия, другая мирская, и каждая имеет на себе собственный образ, неверующие – образ мира сего, а верующие в любви – образ Бога Отца чрез Иисуса Христа. Если мы чрез Него не готовы добровольно умереть по образу страдания Его, то жизни Его нет в нас.

(«К Траллийцам», 10; «К Магнезийцам», 5)

Иными словами, если Христос существовал лишь по видимости (а в такое призрачное существование Христа верили докеты и многие гностики), то тогда и смерть Его была призрачной. Но, по мнению св. Игнатия, как никто из учителей раннего христианства настаивавшего на реальности Боговоплощения, Христос действительно умер на Кресте, и мученичество является совершенным Ему подражанием. Своей смертью за нас Христос победил смерть, и поэтому смерть за веру, во имя Христово – свидетельство бессилия смерти. Гонений как таковых было нетрудно избежать, но христиане сознательно стремились умереть или пострадать за Христа, тем самым демонстрируя истинную преданность Тому, Кто страдал и умер за нас и самое смерть обратил в победу. Отсюда и иначе необъяснимые пыл и стремление святого Игнатия претерпеть мученичество. Так, в послании к Римлянам он просит римских христиан не заступаться за него и не стараться воспрепятствовать его смерти:

Я пишу церквам и всем сказываю, что добровольно умираю за Бога, если только вы не воспрепятствуете мне. Умоляю вас: не оказывайте мне неблаговременной любви. Оставьте меня быть пищею зверей и посредством их достигнуть Бога. Я пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтоб я сделался чистым хлебом Христовым… Если пострадаю – буду отпущенником Иисуса и воскресну в Нем свободным. Теперь же в узах своих я учу не желать ничего мирского или суетного.

(«К Римлянам», 4)

В этом отрывке за красноречивым слогом образованного сирийца скрывается ясный образ, типичный для евхаристического богословия того времени. Уже в «Учении двенадцати апостолов» («Дидахи») употребление хлеба в евхаристии объясняется как символ Воскресения и Преображения. Переход от ветхого к новому лежит через смерть, через полную трансформацию: пшеничные зерна перемалываются в муку, из которой выпекается хлеб: новая жизнь начинается, только когда зерно падает в землю и умирает. Тот же символизм применим и к вину: чтобы изготовить вино, нужно раздавить виноград и дать ему перебродить, дав начало новой, преображенной природе.

Далее святой Игнатий так рассуждает о смысле мученичества:

Никакой пользы не принесут мне удовольствия мира, ни царства века сего. Лучше мне умереть за Христа, нежели царствовать над всею землею… Его ищу, за нас умершего. Его желаю, за нас воскресшего… Не препятствуйте мне жить, желайте мне умереть. Хочу быть Божиим: не отдавайте меня миру. Пустите меня к чистому свету: явившись туда, буду человеком Божиим. Дайте мне быть подражателем страданий Бога моего.

(«К Римлянам», 6)

Мученическая смерть уподобляется возрождению к новой жизни. Эта мысль впоследствии выразилась в том, что годовщину смерти мучеников стали праздновать как их день рождения. Мученичество первых святых христианской Церкви было наилучшим свидетельством сущности христианства и смысла христианской жизни, как подражания Христу и единства с Ним. Учение святителя Игнатия о Церкви (экклесиология) непосредственно вытекает из его христологии. Поскольку для нашего спасения необходим реальный, плотский, исторический Христос, постольку и спасение осуществляется в конкретной видимой общине, Церкви. Невозможно быть христианином лишь на духовном, мистическом уровне, без участия в видимой Церкви. Понятие христианской жизни предполагает участие в реальном сообществе людей в конкретном месте. Спаситель с самого начала своего земного служения был окружен группой Им же самим избранных учеников, которые после Его Вознесения остались свидетелями Его жизни и учения, а после Пятидесятницы образовали ядро и стали первыми вождями новорожденной Церкви. С тех пор Церковь существовала всегда, и ее существование неотделимо от существования самого христианства…

Приведем примеры высказываний св. Игнатия о Церкви:

Итак, старайтесь иметь одну евхаристию. Ибо одна плоть Господа нашего Иисуса Христа и одна чаша в единении крови Его, один жертвенник, как и один епископ с пресвитерством и диаконами, сослужителями моими, дабы все, что делаете, делали вы о Боге.

(«К Филадельфийцам», 4)

Одна плоть, одна чаша, один жертвенник, один епископ – все это необходимо потому, что евхаристическое собрание существует для всех и есть собрание всех. В нем не может быть никакого разделения, его нельзя превратить в частное мероприятие, совершаемое по прихоти отдельных людей. Именно поэтому в евхаристической молитве литургии Василия Великого мы молимся «ради благословенных вин оставльшихся» (т.е. «за отсутствующих по причине, заслуживающей извинения»).

Особенно же бегайте разделений, как начала зол… Все последуйте епископу, как Иисус Христос – Отцу, а пресвитерству, как апостолам.

(«К Смирнянам», 8)

Добавлю к вышесказанному еще два высказывания святителя Игнатия Богоносца:

Итак, старайтесь чаще собираться для евхаристии и славословия Бога. Ибо, если вы часто собираетесь вместе, то низлагаются силы сатаны, и единомыслием вашей веры разрушаются гибельные его дела. Нет ничего лучше мира, ибо им уничтожается всякая брань небесных и земных духов.

Князь века сего хочет обольстить меня и разрушить мое желание, устремленное к Богу. Пусть же никто из вас, там находящихся, не помогает ему. Лучше будьте моими, то есть Божьими. Не будьте такими, которые призываю Иисуса Христа, а любят мир. Зависть да не обитает в вас. И если бы даже лично стал я просить вас о другом, не слушайте меня: верьте больше тому, о чем пишу вам теперь. Живой пишу вам, горя желанием умереть. Моя Любовь распялась, и нет во мне огня, любящего вещество, но вода живая, говорящая во мне, взывает мне изнутри: «иди к Отцу». Нет для меня сладости в пище тленной, ни в удовольствиях этой жизни. Хлеба Божия желаю, хлеба небесного, хлеба жизни, который есть плоть Иисуса Христа, Сына Божия, родившегося в последнее время от семени Давида и Авраама. И Пития Божия желаю, — крови Его, которая есть любовь нетленная и жизнь вечная.

Кажется, это слишком высокая планка, недосягаемая высота. И не от нас зависит, взойдем ли мы (вскарабкаемся ли) на вершину и покорится ли она нам. Быть может, у каждого — своя вершина. Но путь к ней — это путь не эмоций и суеты, а мира, не ненависти, а любви, не жестокости, а сострадания и доброты, которые могут родиться только в глубине сердца… в котором пребывает Христос.

Каков же промысл Божий о нас?

Читательница

В публикации использованы выдержки из книги протоиерея Иоанна Мейендорфа «Введение в святоотеческое богословие» (Минск: «Медиал», 2018).

Книгу можно найти в свободном доступе: https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Mejendorf/vvedenie-v-svjatootecheskoe-bogoslovie/

В статье также упоминается книга Александра Дворкина «Моя Америка»: https://azbyka.ru/fiction/moya-amerika-aleksandr-dvorkin/

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.