О ГЛАВНОМ

 

Выдержка из книги «Кружка чая с бергамотом», автор Елена Суланга

Глава 1

Листопад

<…>

Ну, не пришла, ну и ладно. Все его внимание было теперь сосредоточено на некой даме, сидевшей у окна. Она пила чай. Он — стоп!.. В. И. не искал приключений, и Верка-то была ему нужна лишь «постольку-поскольку». Обеспеченность порождала удивительную и стойкую иллюзию: казалось, что все можно купить за деньги. <…>

Стоило бы, конечно, уйти и раньше: делать абсолютно нечего, разве что глазеть по сторонам. Подумаешь, дама пьет чай! Но картинка за окном кафе привлекла его чем-то особенным. Чем же? Тем, как дама держит кружку? Или что сидит одна, а губы ее шевелятся, будто она с кем-то говорит? Словом, В.И. столкнулся с чем-то необычным. В его душе родилось любопытство, совершенно безобидное и, вместе с тем, чисто жизненное, живое чувство. Он сам удивился этому чувству и, недолго думая, толкнул дверь и вошел в кафе. Вслед за ним в помещение влетел, словно бабочка, небольшой сухой лист.

— Вы позволите? — громко произнес В. И. Странная дама медленно повернула голову на звук. Только сейчас он разглядел ее, точнее, обратил внимание на то, как она была одета. На даме была черная кофточка с пушистой оторочкой по краям. Длинная, почти до пола, юбка. <…> Ни маникюра, ни перстней. Обыкновенные натруженные руки. Тогда откуда взялись такие дивные, аристократические манеры? То, как она себя держит. Плавные и непринужденные движения. Полная отрешенность от всего, что творится вокруг.

Наконец-то она заметила В. И. и просто кивнула ему головой, приглашая присесть. «Интересно, что у нее за обувь? — подумал он, усаживаясь напротив. — Если дорогие туфли, то это одно. А если старые разбитые башмаки, то совсем другое. Так кто же она?» Но цветастая юбка надежно скрывала туфельки. Ну, или башмаки с калошами, кто знает?

Не желая показаться бестактным, В. И. представился. Должность свою он не назвал, сказал лишь, что работает в сфере бизнеса. Дама снова кивнула, мягко улыбаясь. Затем наступила фаза молчания. Она пила чай, и В. И. почувствовал тонкий запах бергамота. Что-то взыграло в нем озорное или даже по-мальчишески злое, и он заказал подошедшему официанту кружку кенийской арабики, да покрепче. Решил закурить в ожидании заказа, но тут же передумал: дама настолько углубилась в свои мысли, что кури — не кури, а хоть стой на голове — ничего бы не изменилось! Да и, собственно говоря, а что бы он хотел изменить?..

— Я дочитаю, ладно? — вдруг произнесла она, посмотрев на В. И.

Голос дамы оказался мелодичным, словно колокольчики зазвенели. Взяла лежавшую на столе записную книжку с какими-то пометками. Раскрыла ее. Немного растерявшись, В.И. сначала ничего не ответил, а потом промямлил: «Да-а…»

— Я недолго, — извиняющимся тоном добавила дама.

В. И. не знал, что и ответить. Слегка отстранился от стола. «Колдунья, что ли?» — подумал он с нарастающей тревогой. Тогда легко объясним и странный наряд, и необычное состояние дамы, словно она была и здесь, и не здесь одновременно.

«Тоня, — сказала она (кому-то или куда-то), — садись. С Тимофеем твоим все в порядке, на днях его видела. Опять в подвал забрался, я туда ему миску с салакой отнесла, так что не беспокойся… Галя! Галечка, у Тихи не будет твоей болезни! Его всего обследовали вдоль и поперек, сказали, мол, Тихон, ты не в маму, слава Богу… Дед Валерий! Ну что же ты, я все вспоминаю, ну зачем, ведь внуки-то, внуки, каково им? Эх!.. Кира! Кирюша, я принесла чай, как ты и просил, с бергамотом. Ничего, что немного задержалась? Но не на вечность же! Зови своего Генерала! Пора…»

— Вот и все! — закончила она свой престранный монолог, и лицо ее снова озарила мягкая улыбка. Но, кроме В. И., его никто не слышал: кафе в утренний час было еще пустым. Официант, наконец, принес заказ, заставив В. И. вздрогнуть. Дзынь, бряк… Другая кружка стоит на столе, и запах молотых кофейных зерен, кажется, заполняет собой всю Вселенную. Вскоре тонкий аромат чая был убит окончательно!

В. И. почему-то стало неприятно, словно он своими неуклюжими действиями разрушил чужую, очень хрупкую вещь. Но осталась загадка, и нужно было ее разгадать, раз уж он здесь. Дама говорила, обращаясь к пустому пространству. Значит, одно из двух: либо колдовала, либо была не в себе. «Последнее, скорее всего, справедливо», — подумал про себя В. И. Он соблюдал молчание, водя пальцем по краю кофейной кружечки.

— Я не то, что Вы подумали, — вдруг заявила дама. — Просто Вы пришли не вовремя. Но раз я Вас не звала, а Вы все-таки пришли, то ничему не удивляйтесь.

— А что, сейчас начнут летать тарелки? — шутливо спросил он.

Дама, несмотря на свой странный вид и еще более странные действия, все же вызывала симпатию. Ее открытость и какая-то почти детская простота подкупали искренностью и притягивали к себе. Двойственность человеческого притяжения: и любопытство, и симпатия. Последняя всегда оказывалась недолговечной, как мотылек. Или как уже упомянутый нами осенний лист, что валяется теперь на полу кафе и вскоре будет сметен в общую кучу мусора… Итак, остается любопытство. Холодноватое, но вовсе не бесполезное чувство. Рано или поздно оно будет удовлетворено, и тогда все станет на свои места. По крайней мере, В. И. поймет, зачем он здесь и что произойдет с ним дальше.

— Я просто пью чай, — сказала дама. — Чай с бергамотом.

— Какой-нибудь другой не подходит?

— Да, в общем-то, без разницы, — подумав, ответила она. — Знаете, всякое бывало.

— Что бывало? — полушепотом спросил В. И.

— Бывало, что и без бергамота… А хотите знать, почему именно такой?

В. И. кивнул.

— И что все это значит?

— Да.

— Я не буду спрашивать, зачем это Вам надо, хорошо?

Он обрадовался и кивнул еще раз, манерно, как японец, сложив ладошки. Дама рассмеялась. Точнее, смеялись уголки ее губ, а сама она оставалась серьезной и сосредоточенной. В. И. заметил следы розовой помады и облегченно вздохнул в душе. Скорее всего, она не религиозная фанатичка! Мирское ей не чуждо, значит. И с адекватностью тоже должно быть все в порядке.

— Он вернулся с войны, — тихо начала она.

— Он — это кто? — спросил В. И.

— Кирилл, — ответила дама. — Кирилл, мой сын.

В. И. уставился на рассказчицу, пытаясь понять, о какой войне идет речь.

— Нет, он никого не убивал! — продолжала дама. — Точнее, не успел побывать в бою. Дело в том, что солдат-призывников захватили в плен еще по дороге в воинскую часть. Машину, в которой они ехали, окружили боевики. Остановили. Шофер был убит, остальных они уволокли в плен, — дама помолчала немного. — Сына ударили по голове, и он потерял сознание.

В. И. отметил, что она поморщилась во время разговора, словно от боли. Как если бы били ее саму.

— Держали их в каком-то жутком подвале. Кормить — почти не кормили; вода тухлая. Короче говоря, когда, наконец, их освободили, он был худой как щепка. Меньше пятидесяти килограммов весил! На затылке — огромная гематома. И, к тому же, заболел желтухой. В госпитале лежал. Я туда приехала. «Зачем, — говорю, — вам солдатики наши нужны-то были? Скольких людей генералы ваши загубили, а? Что за война такая?» А они молчат и рыла свои к земле опустили. Не нравится, значит, что говорю. «Забирайте своего и скажите спасибо!» И снова морды в землю. А чего забирать? Скелетик этот желтый?

В. И. попытался улыбнуться:

— Но ведь он же живой!

Дама широко раскрыла глаза и посмотрела на своего собеседника. Словно два языка пламени коснулись его и прошли насквозь, задев что-то, еще более глубокое, чем разум или рассудок. В. И. вдруг стало тяжело дышать.

— Я привезла его домой. Точнее, в больницу. Он же не ходячий был, — извиняющимся тоном добавила она.

— Денег, наверно, потратили немерено, — с уважением пробормотал В. И.

— Я пыталась помочь, — кивнула она. — Знаете, раз уж мы разбираем все это…

— Мы многое можем, если деньги есть! Не так ли?

— Многое. Но не всё.

Вновь наступила небольшая пауза. За это время В. И. так и не понял, как вести себя с этой странной дамой, пьющей чай с бергамотом. Интуиции явно не хватало. Логика тоже не помогла найти подходящий ответ. Пришлось остановиться на симпатии. Дама, при всей ее странности, казалась доброй и безобидной, и это качество он временно поставил во главу угла.

— Меня пускали к нему в больницу, — продолжила она. — И он мне иногда рассказывал…

— Перед выпиской бывает скучно, — кивнул головой В. И. — Я вот однажды, еще мальчишкой, здорово подрался: губу зашивали. Пока лежал, ничего. На третьи сутки стало легче, а делать-то нечего. Такая тоска! Так мы с дежурной медсестрой ночами болтали…

Но дама как будто его не слышала, она сидела, вперив взгляд куда-то в пространство. В. И. показалось, что он сморозил какую-то глупость. Смущенно замолчал. Взял свою кружку с кофе и отпил глоток.

— Холодный уже… И что он Вам рассказывал? Вряд ли про войну, ведь они попали в плен, еще не понюхав пороха.

— Про войну, — подтвердила она. — Про войну и про того Генерала, Который не предал своих солдат.

В. И. ничего, разумеется, не понял.

— Про какого Генерала? — тупо и полушепотом спросил он.

— Знаете ли, — дама подняла палец вверх, посмотрев на потолок, а потом перевела взгляд на собеседника, — где-то там, высоко, есть Справедливость. А здесь ее нет. Хотите знать, почему?

В. И. кивнул.

— Потому, что здесь они, эти командиры с крупными звездами на плечах и большими полномочиями, они не считают солдатиков за людей.

— А за кого же?

— За кукол, одетых в разные костюмы. Надевают на одних кукол, например, зеленые мундиры, а на других — красные. Теперь все просто: красные стреляют в зеленых, а зеленые в красных. И не дай Бог им мундирами-то поменяться! Потому что тогда эти начальники просто сойдут с ума, и все на свете перепутают. А если перепутают, в кого стрелять, то какая же это война?

Хмыкнув что-то неопределенное, В. И. подпер руками голову и продолжал внимать собеседнице.

— Мой сын рассказал мне. Был один Генерал…

— Какой Генерал?

— Тот, Который умер за своих солдат. За всех, — пояснила она. — И за «зеленых», и за «красных». Понимаете? Если бы они это знали, то вряд ли стали бы стрелять друг в друга! Видите, как все просто? Впрочем, я не досказала… Это мне сын объяснил, мы с ним долго беседовали. Может, я не все поняла, так Вы уж простите.

В. И. впервые тонко усмехнулся.

— Какое умение убеждать! — начал он с легкой ехидцей. — Почему бы Вам не выступить, например, по телевизору? Такую речь произнесете, что все разом за руки возьмутся и сию же минуту помирятся!

— Вы смеетесь, — грустно сказала дама. — А я ведь еще не успела Вам про эту, как её, — Ш-ш-ш… Шестьсот-Шестьдесят-Шестю рассказать.

— Как она из-под земли вылезает и всех ест?

Дама на сей раз ничего не ответила, просто отпила чай из кружки.

— Понимаете, — высокомерным тоном изрек В. И., — в Ваших наблюдениях нет никакой системы; впрочем, не Вы одна этим страдаете.

— Отсутствие системы есть признак внутренней целокупности, которая не может быть экстраполирована, ибо является более емкой, — спокойно изрекла дама. — А, позвольте, система-то Вам зачем?

В. И. опешил. Потряс головой, не веря собственным ушам. Потом выкрутился:

— А Бог с ней, с системой!

Дама сделала серьезное лицо и молча кивнула.

— Продолжайте! Про эту, которая из моря или из-под земли…

— Сын сказал, что её уже победили. Но не здесь, — она обвела руками пространство вокруг себя, — не здесь, то есть не в нашем времени, а там, в будущем.

— Это как страшная сказка с хорошим концом?

— Можно и так считать, если Вам это удобно. Мой сын добавил: пир будет большой. Победа.

Она потеребила край скатерти, потом скрестила руки на коленях.

«Интересно, что скажет дальше?» — подумал В. И.

— Пир… Победа… — повторила она. Задумалась снова. Потом встряхнула головой. — Знаете, ему вдруг легче стало. Он ведь почти ничего не ел, а тут попросил меня, мол, мама, купи мне печенья и чая с бергамотом. Я и пошла.

Говорила она, перемежая речь небольшими паузами. Примерно так поступают ныряльщики: набирают в легкие глоток воздуха, чтобы потом опять вынырнуть и опять глотнуть… воздух… пауза… отдых…

— Прихожу в магазин. Душа ликует. «Дайте, — говорю, — мне чая с бегемотом». «Че-го?» — выпучила глаза продавщица. А я растерялась на радостях, что сын-то выздоравливает — так мне показалось. И перепутала слово, стою, бормочу глупости, а по щекам слезы текут. Ну, продавщица-то понятливой оказалась, дала мне пачку чая, какого надо. Вернулась я в больницу. Захожу в палату, а там…

Воздух-пауза. Дама снова сделала передышку.

— Чайник с кипятком? Или термос? — подсказал В. И.

— Там постель уже была собрана, и без матраса, — отчеканила дама. — Понимаете?

— Нет, — честно сказал В.И. По спине его почему-то пробежал холодок.

— Пока я была в магазине… Мой сын, он ушел к тому Генералу, понимаете? Поэтому и матрас свернули. Так что мне сказали, мне дали понять, чтобы я забирала свой чай и отправлялась домой.

В. И. все моментально понял. Понял — и потому молчал. А что тут скажешь? Люди по-разному переживают подобное. Пережила и она, раз сидит себе в кафе и беседы заумные ведет. Значит, не смогла ничем помочь бедняге! Увы, увы…

— Ну вот. Дома я долго лежала на диване. Есть не хотелось; иногда пила воду. Потом и пить перестала, просто лежала и смотрела в потолок. Рассудок ясный-ясный, мысли странные, как осенние листья — то летят, кружась, то падают, — и нет их нигде, одна темнота. Через несколько дней темноты оказалось гораздо больше. Вот тогда-то и стала вползать она…

— Кто? — прошептал В. И., надев на себя маску искреннего удивления.

— А она самая и приползла. Ш-шестя эта.

— Зачем? — спросил В. И., чтобы что-нибудь спросить.

— Ну, у нее-то всегда есть цель, и притом одна! — печально усмехнулась дама.

— Какая же? — продолжал поддерживать тему В. И.

— Доказать, что не было никакого Генерала. Что она одна — хозяйка тьмы, госпожа печальных мыслей и кромешной безысходности… Знаете, я ведь почти поверила ей, она умеет убеждать! Но тогда получается, что мой сын солгал. То есть, либо она права, либо он. Для чего сыну лгать?

— Мерзость, — зачем-то изрек В. И. Дама кивнула.

— Я хотела плюнуть. А что я еще могла?

Вздох, глоток-пауза. На сей раз В. И. молчал. Чушь, которую несла дама, переставала казаться чушью.

— Продолжайте, — произнес он полушепотом.

— И тут неожиданно в дверь постучали. Не смогла сразу встать, закачалась, упала. Ушиблась больно. Боль придала сил. Все равно, кто. Отперла замок, толкнула дверь. На пороге — Тонька.

— Тонька — это Антонина? — спросил посерьезневший В. И.

— Тонька — это соседка, дворничиха. Она хотела денег спросить на выпивку. Пропила все, а до пенсии дня два-три. Тонька-то добрая баба, просто пьяница, а так — ничего, как человек… Я здорово расшиблась. Она, как увидала меня в таком вот печальном состоянии, сразу про водку свою забыла. «Где, — говорит, — вода, чайник?» Я шепчу, а губы словно склеены, не разлепить. Наконец треснула кожа, потекла кровь. Я что-то ей ответила. В общем, Тонька приготовила мне тот самый чай, который я тогда в больницу приносила. Она со мной его попила. С того момента я стала двигаться по квартире и потихоньку вновь приучалась к еде и питью. А Тонька каждый вечер приходила, ужинали вместе. Проверяла, все ли у меня в порядке.

Снова вздох, потом длинная пауза.

— Она хорошая была, эта Тонька!

— Была? А сейчас что, нет ее?

— Сейчас нету, — ответила дама. — Тонька однажды сильно выпила. Зимой дело было. Шла домой, упала и замерзла. Вечером, в темноте. Нашли утром. Добрые люди сказали, мол, падаль опившаяся, соседка твоя. Никакого рая она не достойна, и к чертям собачьим, прямо в ад, под землю провалится, вот что сказали. Еще с улыбочкой, оттого, что знают. Подумаешь, секрет! В общем, тогда все и началось.

— Что началось? — спросил вконец озадаченный В. И.

— Началось то, что началось — и продолжается до сих пор. То, что я пью чай с бергамотом.

— Что ж тут удивительного? — пробормотал В .И. (А он-то уж было решил, что все секреты позади!)

— Поначалу, как Тоньки-то не стало, я села за стол одна и просто стала слушать тишину. Она была как фон для нового, еще неведомого рисунка. Изредка среди тишины появлялись звуки, и я мысленно пыталась разместить их, как художник размещает краски на пустом холсте. Только не в плоскости и не в объеме, а во…

— Времени, — подсказал В.И.

— Именно. Тикали часы — это раз. Ветра не слышно, но ветка стучит в окно — это два. Под окном мяукнула кошка. Звякнул трамвай. Затем чей-то тонкий звенящий голосок долго звал какого-то Диму. Потом стало совсем тихо. Я налила чай в кружку и сказала: «Тось, приходи! Ты должна быть с нами, это же ясно!» Понимаете, я говорила Пространству о том, что Тонька хорошая и добрая, что именно она вытащила меня из страшной ямы и вернула к жизни, и что негоже отправлять ее к чертям только лишь за то, что она оказалась слабой. Я говорила, и звуки устремлялись в Пространство и растворялись во Времени, уходя в далекое будущее. Туда, где пир. Ведь они, мои слова, были уже произнесены — и, как картина художника — состоялись.

— А там, значит, их услышали? — усмехнулся В. И.

— Да, — коротко ответила она. — Но это еще не все. Потом я сказала Генералу — Тому, к Которому ушел мой сын — что не одна Тоня, а еще и другие есть… Кто может сесть за стол с Ним. Вот только я не всех по памяти могу назвать сразу, поэтому завела записную книжечку. И теперь почти каждый вечер мои слова устремляются в потоке Времени, словно осенние листья, движимые ветром, и достигают, наконец, праздничного стола. Где пир по случаю победы над Ш-шестей и всей прочей гадостью. Где солдаты и Генерал — все вместе, как одно целое… Но ведь Вы захотите спросить: почему я уверена в том, что меня действительно слышат?

— Конечно! — кивнул В. И.

— А вот этого я Вам и не объясню. Просто знаю, что так есть, вот и все.

Умному В. И. срочно захотелось придумать что-нибудь незаурядное. И он нашелся:

— Скажите, — спросил он, — а если, например, изобрести Машину Времени. И на ней перепрыгнуть разом через ту эпоху, где идет сражение с этой, как там бишь ее, Ш-шш… Ведь победа уже состоялась, раз Время конкретно, как ветер, и дискретно, как поток осенних листьев.

— То есть, Вы хотите сразу сесть за праздничный стол?

— А почему бы и нет? Как только мы, с помощью наших ученых, научимся управлять Временем, мы все прилетим на веселую пирушку! Просто перемахнем через последнюю войну с загадочной злыдней — и сядем веселиться!

— Туда, где Генерал и Его солдаты?

— Ну да!

— А Вы — солдат? — тихо спросила дама.

Глаза ее широко раскрылись, и она что-то еще произнесла полушепотом, но В. И. не расслышал, что именно. Настроение его резко изменилось. Последняя фраза серьезно задела самолюбие. В душе тотчас взыграло злое желание: отомстить за невольно нанесенную обиду. Но не так, как это делают некоторые оголтелые грубияны. Сказать: «Сама ты дура!» и услышать в ответ: «Да, а что?», то есть оказаться в еще более глубоком проигрыше? Ни в коем случае! Не так надо действовать, не так! С размахом, по-современному. И ходить не вокруг да около, а бить в самую сердцевину. Иными словами, разбить кружку, из которой она пьет свой дурацкий «бегемотный» чай. Но сделать так, чтобы дама сама согласилась… не то, не то, — пусть будет еще более дерзкий ход — сама поблагодарила, что ее, наконец, избавили от этой иллюзии, этой глупой сказки, цена которой — пятак в базарный день! Ведь то, во что она верит… Тут В.И. вдруг почувствовал, что совершает кощунство, вторгаясь в сферы чужого и очень сокровенного… пусть бреда, но ему-то какое дело? А, ну да, значит — бреда. В таком случае, все лекарства хороши! Так и определим: прорыв в реальность. А в реальности нет никакой тайны в куске печенья и глотке жидкости, именуемой чаем. И никоим образом продукт питания не может связывать некие параллельные миры и влиять на пространственно-временные отношения.

— Скажите, а у Вас когда-нибудь была мечта?

Вопрос вырвался из уст В. И., как меч из ножен. Яркий, блестящий на солнце меч. Можно показать силу и снова спрятать его в ножны. А можно смертельно ранить противника, было бы желание.

— Какая? — тихо и слегка ошарашено спросила дама.

— Мечта вообще. Ну, например, Вы куда-нибудь идете. На Вас — красивое платье. Все смотрят, удивляются, даже завидуют, а Вам — наплевать!

— А куда я иду? — прошептала она, удивляясь столь резкой смене разговора.

— Допустим, это не важно. Просто идете. Движетесь, как Ваш ветер, несущий листья — ведь Вы не спрашиваете, куда он их несет?

— Не-а…

Похоже, противник оказался слабее, чем можно было предполагать. В.И. мысленно потер ладони и продолжил:

— Зал. Большой, красивый. Вы там танцуете. В промежутках между танцами ведете светскую беседу.

— Для чего все это нужно? — прошептала дама себе под нос.

— Что-что?

— Извините. Я не совсем поняла.

— Ну да, конечно. Видите ли, в нашем мире, где столько ужасов и проблем, есть еще, так сказать, и оазисы. Надеюсь, Вы не будете отрицать этот факт?

— Н-нет…

В. И. внутренне ликовал. Соперница легко уступала его жесткому напору на самых первых этапах сражения! Воодушевившись, он продолжал:

— Действительно, а чего бы Вы больше всего хотели? Но только честно! В этой вот простой земной жизни, которую Вы, судя по всему, и в грош не ставите!

— Почему же не ставлю? — спросила дама.

— Ну, так мне, по крайней мере, показалось.

— Это не совсем верно. Точнее, это совсем не верно! Просто последнее время я стала очень уставать. Сил мало. Впрочем…

Она глубоко вздохнула и посмотрела куда-то вдаль, через окно кафе — в сторону высокого современного здания со светящимися окнами и мерцающими неоновыми огнями витрин.

— Вы не будете смеяться, если я отвечу?

— Обещаю, что нет, — искренне изрек В. И.

— Когда-то, очень давно, чуть ли не в детстве, я очень хотела побывать, как Золушка, на королевском балу. Вот Вы почему-то угадали мои мечты. Только не вздумайте улыбаться!

— Я серьезен, как никогда!

— Понимаете, было не до этого. Всю жизнь — не до этого!

— Хм…да.

— Напоследок скажу Вам. Мне кажется, что там, внутри здания — такого же, как это, за окном — очень красиво. По-волшебному красиво. Я иногда мысленно заглядываю туда. Для меня это — словно промежуточная станция для космонавта. Между планетой по имени Жизнь и планетой по имени…

Она не произнесла последнего слов вслух, но В. И. и так догадался.

— Вас что-то держит здесь, не так ли? Мешает оторваться от дерева и улететь вслед за теми, кто уже там. Ведь так?

— Вы поняли. Но это очень плохо, это слабость, с которой нужно бороться.

— Слабость должна стать силой, — изрек В. И. — По крайней мере, может стать ею. И я обещаю Вам, что это вполне реально. Я могу, я в состоянии помочь.

— Помочь в чем? — вздохнула дама.

— Помочь избавиться от Вашей грусти. Точнее, грусть преобразовать в радость. Допустим, Вы пьете чай с бергамотом. Это Ваше, это присуще Вам. Но ведь одно другому не мешает! И не будем бросать слова на ветер. Я приглашаю Вас на праздник, вполне земной и весьма безобидный. Согласны?

Тут он замялся, испугавшись, что дама почувствует двойное дно и изобличит его козни.

— Праздник осени, — поспешил добавить В. И. и облегченно вздохнул.

— Осени… — как эхо, откликнулась дама. Она глубоко задумалась. — Это будет… где?

— У меня, у меня, я работаю, знаете ли, зал большой, Вы не беспокойтесь, все уже запланировано.

— Да?

— Да, да, да! Вы только, вот что, Вы оденьтесь как-нибудь по…

— По-современному? — усмехнулась она.

— Ну, в общем-то, так. Хотя, там будет и подобие маскарада. Главное — выдержать стиль.

— Стиль… Значит, там будут одни стиляги?

Дама впервые звонко засмеялась, а В. И. почувствовал легкий укол зонтиком в бок. Плевать ей на нормы, правила, традиции! Но нет, надо играть до конца. Главное — победа. И победа земная, а не какая-то там фантастически-иллюзорная. Он тоже рассмеялся, сделав вид, что смеется над удачной шуткой от всей души.

— Мне, к сожалению, пора! — наконец, сказал он. — Было приятно с Вами познакомиться. Жду Вас через неделю на нашем празднике! Приходите обязательно, хорошо?

— Почему Вы приглашаете меня? — тихо спросила дама.

— Не знаю, — ответил он. — Просто Ваша мечта… почему бы ей не воплотиться в реальность? Тем более, что мне это совершенно ничего не стоит сделать!

— Значит, я сегодня разговаривала с добрым волшебником? Как это замечательно!

Дама кивнула в знак согласия. Они распрощались. В. И. оставил ей номер своего телефона. Не дожидаясь официанта, он бросил купюру на стол и вышел из кафе на улицу.

<…>

Глава 3

Утро

Он, наконец, проснулся. Было около девяти часов утра. Слегка побаливала голова, и хотелось еще поспать. Стал вспоминать прошедший вечер. После того, как его спутница укатила с Михалычем, В. И. в течение получаса пришлось объясняться со своей Веркой, мол, «любит — не любит». Уговаривал, что любит. Отлично понимая: для кого-то третьего эта суета. Кто со стороны наблюдает, чтобы потом проникновенно сказать: «Ну и молодец этот В. И.! Верку длинноногую окрутил». Увы, девица та была всего-навсего неким эталоном, по которому сверяют мужскую прыть. Мерилом силы и достатка мужеского пола.

Визит дамы не вписывался ни в какую закономерность, он был иррационален во всех отношениях. Вот, пожалуй, поэтому её никто и не заметил, кроме упомянутой выше Верки. «Тоска!» — думал про себя В. И., ловя завистливые взгляды всех тех, кого длинноногая красавица и в грош не ставила. <…> Но все-таки чего-то так не хватало ему в этой удачной и обеспеченной жизни! В. И. уселся в кресло, нога на ногу, и, созвонившись с Веркой, нетерпеливо набрал номер Михалыча. Но тот почему-то не ответил, чем слегка задел самолюбие В. И. Сложно представить, что старикан всерьез увлекся странной дамой. Ведь она — «находка» В. И., его фантик от еще не съеденной конфеты — зачем же ее уступать другому? Пространство, Время… Как жаль, что наука еще так далека от желаемого совершенства! Наверняка Михалыч просто закачается от всех этих листиков, пакетиков чая и злобной Ш-шести.

Ш-ш-ш… В ожидании ответа он незаметно уснул. Короткий утренний сон принес ощущение покоя и придал бодрости. Так что, сладко позевывая, В. И. был снова в отличном настроении. Ну, выпил накануне лишнего, ну, головушка трещит — так хорошо, зато знаешь, что она у тебя все-таки есть! «Оптимист ты хронический!» — сам себе сказал В. И. Он потянулся, взял трубку и снова набрал номер Михалыча.

— Ну, как дела?

Тот наконец-то отозвался. Хмыкнул или крякнул что-то неопределенное. «Похоже, разбудил старика», — подумал В. И., нетерпеливо болтая ногой. Шлепанец наконец-то шмякнулся на паркет. А Михалыч все молчал да молчал. Насилу расслышав: «Приезжай!», В. И. изумился, но бодро шепнул: «Угу! Счас!» и стал поспешно одеваться.

По дороге думалось всякое. А что, если старикан все-таки влюбился в даму? Да вряд ли, он ведь ещё из ума не выжил… Впрочем, а ему-то какое дело до них? Но тогда зачем новый визит, ведь и по телефону всегда можно сказать.

— Для чего ты затеял весь этот спектакль? — спросил Михалыч с порога. Но В. И. не заметил напряженности в его голосе и нетерпеливо перебил:

— Рассказывай, наконец!

— Кофе будешь?

Опять этот кофе! Резкий и дурманящий запах. Убивающий напрочь все нежное и тонкое. Как испарения бензина над клумбой с цветами. «Ох и привереда же ты, В. И.! Зажрался, вот что. Раньше-то за простым кофейком, бывало, очереди стояли. А теперь твою любимую кенийскую арабику с гадостью всякой сравниваешь!» Сделав себе строгое внушение, В. И. кивнул и сел за стол.

— Маша забыла у меня вот это… — Михалыч протянул В. И. какое-то дамское украшение, похожее на небольшую заколку. — Нашел на полу, после ее ухода.

Да, это была ее заколка, золотая, без камешков. А Михалыч снова замолчал, помешивая кофе ложечкой. На столе стояли бутерброды с сыром и печенье. В. И, вспомнив, что еще не завтракал, взял один бутерброд.

— Собственно говоря, это все, что я хотел тебе сказать. — изрек, наконец, молчаливый хозяин дома. — Вернешь при встрече бирюльку, она будет рада.

— А как же… — В. И. не смог найти подходящих слов, чтобы скрыть свое удивление. Чего-чего, а такого он не ожидал.

— Ты хочешь что-то еще узнать от меня?

Долгожданная фраза! В. И., с набитым ртом, лишь кивнул головой, и глаза его заблестели.

— Она — очень приятный, культурный человек. Сразу стала называть меня Васей. Пыль тут даже нашла, тряпочку спросила. Заботливая!

— Ну и..?

— Что — «ну»? Баранки гну! Посидели, поболтали, потом… — Михалыч запнулся, думая, все ли можно рассказать. — Потом она вдруг попросила разрешения прилечь. Сказала, мол, голова закружилась. Так вот до утра и осталась у меня. А утром проснулась и тихонечко ушла.

— Ага! А чай она не спрашивала? Чай с бергамотом не пила?

— Слушай, дурак ты, и уши холодные! Какой чай? Что ты несешь? Дал я ей обезболивающее, привел в чувство. Отвел в свободную комнату; сунул подушку под голову… Сказал: «Как полегчает, что хочешь, возьми на кухне!» — и спать лег… Негодяй ты, Володечка! — Михалыч закурил, выпуская дым через ноздри. — Дурак и негодяй.

— Это почему? — изумился В. И.

— А того не знаешь? Помирает она. В больнице пролежала, выписали помирать. Операцию могли бы сделать, да она какому-то своему знакомому почти всю наличность отдала. Пыталась помочь, пожалела чужого человека. Тот уже в хосписе лежал, а она… В общем, безрезультатно. И того не спасли, и сама ни с чем осталась. Вот тебе и вся ее тайна! Что, доволен? Захотел поглумиться над больной? Посмеяться над бредом умирающего человека? Другой бы себе выбрал объект, некрофил паршивый!

В. И. оглушенно молчал. Открывал и закрывал рот, силясь что-то сказать, — и не мог. «Робкая печальная улыбка. Кроткий взгляд. Рассуждения о всяческой запредельности. Гос-споди, да это же просто был бред! Или, точнее, рассуждения человека, обреченного на смерть. Осужденного, для которого невозможна амнистия… Невозможна? Ну-ка, В. И., задай-ка вопрос Михалычу, он у тебя специалист по части диагнозов!»

— Слушай, дружище, а что, эта… Маша, она действительно так больна?

— Хм… Я полагал, ты знаешь сам. Горло — видел, заматывает шарфиком? Думаешь, просто так?

— И неужели ничем нельзя ей помочь? В наше-то время!

Михалыч пожал плечами.

— Что значит «нельзя»? Всегда можно! Можно попробовать: такой-то профессор, столько-то стоит, срочно…

— Сколько стоит? — переспросил В. И.

Михалыч ответил. Назвал примерно ту сумму в евро, которая, возможно («подчеркиваю, возможно!») спасет несчастную. Но, поскольку этой суммы у нее нет и никогда не будет, что ж тут зря базарить?

— А ты бы дал, — вдруг тихо спросил В. И., — дал бы абсолютно чужому человеку такие деньги на лечение?

— Эх, Володечка! Да ты понимаешь, что говоришь? Чужой, извини, бабе отстегнуть солидный куш? Принести на блюдечке крошечный шанс на спасение? Да зачем она ей, эта жизнь! Другое дело, мы с тобой живем, это да! А она? Для чего? Сейчас знаешь, как говорят? Не жизнь, а «жиська»… Я так понял, что она захотела попрощаться с окружающим миром — и у нее это славно получилось! Как последнее желание солдата из сказки — перед тем, как его повесят, выкурить трубочку. Свое, земное. Ностальгия! Чтобы там (слово «там» Михалыч произнес с насмешкой в голосе) потом не хотелось. К тому же, — он сделал серьезное лицо и поднял палец к небу, согнув его крючком, — я не только чужой, но и своей бабе ни гроша бы не дал. Пусть сама заработает! Впрочем, бабы у меня нет, как ты знаешь. Так что разговор окончен.

Мужчины распрощались. В. И. положил золотую булавку в карман пиджака и вышел на улицу.

 

Глава 4

Война

Зачем он все это проделывал, он не понимал и сам. Припарковался у банка. Снял сумму со своего валютного счета. («Эх, с Веркой бы — да на Канары!») Положил деньги в конверт. Написал короткую записку, с пояснением, куда и к кому следует обратиться, и что денег хватит, и что все будет хорошо. Сел в свой любимый серебристый джип и поехал в сторону кафе.

Она, как обычно, сидела за столиком и пила чай. Лицо бледное, но глаза живые. Шарфик заколот простой французской булавкой. «Вы умудрились потерять вот это…» Протянул ей конверт. Удивленно повернула голову. «Вот здесь Ваша заколка. Пришлось завернуть в газету, чтобы снова не потерялась. Руки, знаете ли, грубы для таких изящных предметов». Почему-то вдруг расхохотался. В ответ засмеялась и она. Легонько, уголками губ. Смех отвлек ее от желания — сразу же раскрыть конверт. Сунула его в сумочку. «Вы такой… милый! Спасибо Вам!» — «Не за что!» — тупо, почти автоматически ответил В.И. Какая-то необъяснимая тоска на миг охватила его. Как будто он видит в последний раз и это кафе, и странную даму, «Машу», как назвал ее Михалыч.

Он заказал себе чай. А дама стала извиняться за причиненное беспокойство. Что-то рассказывала ему, какие-то наивные истории, связанные с Новогодней елкой. Он слушал вполуха, монотонно кивая головой, и думал о чем-то своем.

Падал снег. Деревья и кусты напоминали сейчас белые кораллы. Пейзаж за окном был столь не сравним с осенним, что, казалось, весь мир перевернулся. А маленькое замкнутое пространство, в котором находилось несколько уютных столиков, не претерпевало никаких перемен .. <…> .. А коль скоро даме надоело рассуждать на подобные темы, то и весь разговор окончен.

— Мне пора! — сказал, наконец, В. И. — Прощайте.

Она удивилась этому слову. Одновременно — и «прости», и «никогда больше не увидимся». Хотела было возразить, мол, почему не «до свидания», но не высказала мысли вслух, так как «до-свидания» означало бы желание увидеться снова. А она и так исчерпала все возможности, получив столь много (как ей казалось!) от совершенно чужих людей. К тому же, она отнюдь не намеревалась вообще с кем-либо заводить знакомство. Просто сидела и пила чай. Просто приняла приглашение на новогоднюю вечеринку. Просто в последний раз надела свое любимое платье. Никто не узнал о ее беде. Никто — кроме того высокого красивого старика, что пригласил ее в гости. <…> Сколько тепла, неожиданной поддержки в ее одиночестве — на пороге той зимы, которую ей, увы, не пережить. Ее последней зимы…

В. И. внимательно осмотрелся вокруг. Никто, похоже, не видел, как он передал даме конверт. Значит, не будет у нее никаких проблем. Дойдет спокойно до дому (кто знает, где она живет?). Раскроет сумочку, найдет в конверте свою булавку, записку и деньги. Удивится. Кинется обратно. А его уже и след простыл! Правда, он никогда не узнает, помогла ли его жертва этой даме, пьющей чай с бергамотом. Ну да его это уже не касается…

Вытерев руки, он скомкал бумажную салфетку и, прицелившись, кинул ее в урну. Попал. Еще раз сказал «прощайте!» и вежливо поклонился. Теперь это слово звучало по-иному. Как намек, мол, не надейтесь, для Вас я чужой человек. Немного побывали в сказке, но, простите, Ваше время истекло. Пора…

<…> В. И. уже спустился по ступенькам вниз. Он дернул ручку дверцы своей машины, совершенно забыв о том, что, уходя, не включил сигнализацию. И очень удивился, когда внезапно его шею охватили, словно змеи, чьи-то липкие пальцы, и хриплый голос деловито зашипел: «Гони бабло!», а в воздухе повис отвратительный запах дешевого одеколона и какой-то гнили или тухлятины.

В. И. попытался освободиться от захвата.

— Не дергайся, — зашипели в ухо. — А то по горлу ножичком!

Сзади раздался булькающе-хрюкающий смех, и что-то холодное коснулось его шеи.

«Он там не один», — тотчас сообразил В. И.

— Говори, куда бабло дел!

Отвратительным было всё: вонь, и жаргон, и сама по себе ситуация. Впрочем, не только отвратительная, но и смертельно опасная.

— Чего надо? — спросил В. И. сквозь зубы. Он отлично понимал, что ворье не ограничится деньгами, а постарается угнать и машину. Значит, дела очень плохи.

— Не строй из себя дурачка! Сколько снял со счета?

Ого! Оказывается, он давно уже был под наблюдением у этих ребят! Ну, и что теперь прикажете делать?

— Мы тебя от самого банка пасем. Кому конверт передал? — шипели в ухо. — Скажи, и мы тебя отпустим.

— Так-таки и отпустите? — печально усмехнулся он, чувствуя на своей шее холодок стали. «Освободиться? Но как? Одно неверное движение, и эти негодяи выполнят свои угрозы. Его спокойно убьют: ведь с улицы не видно, что происходит в салоне. Окна тонированные; будь она неладна, эта красота! А что если попытаться договориться по-хорошему? Ну-ка, В. И., постарайся протянуть время!»

— Сколько вы хотите? — спросил он.

— Всё! Весь конверт. Кому ты его отдал??

И в этот момент на пороге кафе появилась дама. Она держала в руках сумочку, не подозревая о ее содержимом.

«Все очень просто! — зашевелилось в голове у В. И. — Скажи им правду. Выдай даму. Пусть заберут себе эти паршивые деньги, будь они неладны! Они пойдут за ней следом, как охотники за дичью. Ударят женщину по голове, или пырнут заточкой в бок, когда увидят, что рядом никого нет. Возможно, отберут вместе с сумочкой и жизнь. Ей она зачем, эта жиська? Все равно больна, и долго не протянет. А ему, ему нужна, еще как нужна!» Он изумился мыслям, столь не похожим на свои собственные. Тряхнул головой.

— Вон той кикиморе передал, — изрек он с ухмылкой, кивком головы указывая на даму. — Она — моя новая возлюбленная. Собирались завтра пожениться, я послал ее в магазин, платье на свадьбу выбрать. А если честно…

Он рассчитал все правильно. Пока разбойники ворочали мозгами, издавая булькающие звуки всхлипа-хохота, дама скрылась за углом дома. «Ну, все, теперь не догонят».

— …а если честно, то она там еще сидит. И с ней — два бугая.

— Вымани!

— Счас!!

— Позвони ей по мобиле, живо! Скажи, чтобы срочно пришла. Без бугаев, конечно.

— Слушаюсь! — бодро выкрикнул В. И. Тотчас почувствовал, как пальцы, сжимавшие шею, ослабили хватку. Тогда резко подался влево, дабы избежать удара ножом или заточкой. И, наконец, отодрал от горла душившие его пальцы. Быстро выскочил из машины. Хотел бежать — в любую сторону, кроме той, куда ушла дама. Но возле его джипа, позевывая, стоял еще один бандит, которого В. И. не заметил. В машине кивнули. Бандит сделал одно верное движение правой рукой в направлении В. И. И тот вдруг остановился. «Укол зонтиком… Что за нелепые шуточки? Боль. Идти невозможно. Дышать невозможно. Боль…» Он поднимал и опускал руки, словно кукла-марионетка. А боль все нарастала, и в глазах становилось темно. Он задыхался. «Вот она какая, эта Ш-ш-шестя, — вдруг пронеслось, как искра, в мутнеющем от боли рассудке. — Многоголовая… руки — как змеи… подлая… и уж больно вонючая!»

Усмехнулся. Сплюнул с презрением на землю. «Они будут долго ждать девицу и двух бугаев. Никого там нету, кафе пустое! И машина им не достанется, ключи у него в кармане!»

В. И. упал на снег. Прохожих в тот час было немного, но все проходили мимо. Лишь один человек наклонился: «Вставай, браток, иди домой, проспись!», но тут же в ужасе отпрянул, увидев лужицу крови, вытекающую на снег тонкой струйкой из почти незаметной, но очень глубокой раны в левом боку.

Послесловие

Время монотонно и бесстрастно отсчитывает свой ход. Снова пришла осень. Опять октябрь, вооружившись чудо-красками, властно вступил в свои права. Новые прохожие любуются ковром из разноцветных листьев. А за окнами маленького уютного кафе по-прежнему никаких перемен! Каждую субботу и воскресенье сюда приходит миниатюрная изящная женщина, уже немолодая, но достаточно еще бодрая и энергичная. Она садится за один из пустых столиков и, в ожидании заказа, смотрит в окно. Просто наблюдает, как летят осенние листья. А затем на ее столике неизменно появляется кружка с чаем, печенье. И толстая тетрадь, напоминающая книгу. Дама что-то начинает тихо говорить, перелистывая страницы этой «книги». В кафе уже привыкли к странноватой посетительнице. На нее никто не обращает внимания: мало ли на свете безобидных чудаков!

Слова летят, как осенние листья. Движение переменных величин устремлено к одной исходной точке пространства и времени.

Туда, где пир и победа. Где Генерал и Его солдаты…

 

Автор Елена Суланга

Выдержка из книги «Кружка чая с бергамотом»

Книга доступна на сайте.

Фото: открытые интернет-источники

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.