О ГЛАВНОМ

Два креста уже были готовы и лежали под широким навесом, где плотничал старый Рувим, возле навеса навалены были груды досок и бревен.

Не впервые приходилось Рувиму изготовлять кресты для приговоренных к распятию преступников, дело это не занимало у него много времени и не вызывало обычно никаких особенных мыслей. Дело как дело. Но сегодня ему было как-то не по себе.

Он знал, что приговорен к распятию и Иисус Назарянин, Тот Самый, Который еще совсем недавно исцелил слепца, которого он, Рувим, часто видел сидевшим на перекрестке, недалеко от дома. Сам он не видел, как это произошло. Но видела жена и дочь Сарра.

» Вот, отец, — сказала ему дочь тогда, — ты все жалуешься, что болят у тебя все кости. Отчего ты не пойдешь к Нему и не попросишь исцеления и себе? Скольких Он уже исцелил, мог бы исцелить и тебя!»

Рувим подумал, что действительно не мешало бы это сделать, да подвернулась работа у богатого заказчика, и решил: успею еще сходить за исцелением, работа срочная… И вот теперь уже поздно. Сегодня Целителя распнут. Трудно понять ему, что творится вокруг Иисуса Назарянина: одни превозносят Его до небес, другие требуют и добились распятия Его.

Но долго раздумывать некогда. Третий крест еще не начат, а скоро за крестами придут. Опытным взглядом взглянул старик на доски и бревна, выбрал крепкий ствол и начал было отесывать его грубо, обычно, как делал другие кресты, как вдруг как-то жутко дрогнуло в нем сердце, неудержимо задрожали такие привычные к работе руки и ледяным холодом стал вливаться в душу, проникать в сердце неведомый, несказанный ужас.

Весь в поту, не понимая, что с ним, Рувим бросил работу и бессильно прислонился к столбу навеса. Странно: было сознание, что он не болен. Но что с ним — понять он не мог.

И вдруг, не отдавая себе отчета, он схватил стругальник и начал застругивать все шероховатости, отделывая крест так, как если бы он делал не орудие позорной смерти, а выполнял заказ самого богатого плательщика… И по мере того как продвигалась его работа, переставали дрожать его руки, и вместо только что пережитого ужаса великая, торжественная радость ослепительным светом озарила все его существо.

Он строгал, строгал, и казалось ему, все пело вокруг него: и небо, и земля, и горы, и травы пели победную, ликующую песнь; а стружки, как рои золотых бабочек, рассыпались далеко кругом.

Не помнил, как закончил работу. Поднял крест, поставил в стороне от других и в изнеможении опустился на землю. блуждающим взглядом обвел он свой дом, свой сад со старыми масличными деревьями, в котором стоял его рабочий навес, и встал в изумлении.

Нигде не было видно стружек, разлетавшихся вокруг при работе. Но все вокруг было полно доселе неведомых цветов.

Золотистые, розовые, красные, как кровь, они выросли там, куда падали стружки от третьего Креста, от Креста, на котором в тот день небывалого, непревзойденного и неповторимого мрака должно было совершиться спасение человечества, непреложное обетование бессмертия миру и людям. И вот почему, сама того не понимая, душа старого плотника сострадала грядущему страданию своего Спасителя и трепетала в предчувствии Его грядущего светлого Воскресения — спасения своего.

Цветам, выросшим из стружек третьего Креста, даровано бессмертие на земле, люди назвали их бессмертниками. Но тайна их бессмертия открыта немногим.

Автор архимандрит Афанасий (Нечаев)

Выдержка из книги «От Валаама до Парижа» (Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», 2011)

Фото: открытые интернет-источники

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.