О ГЛАВНОМ

Любопытное противоречие наблюдается в современной церковной жизни: с одной стороны, история не знает более благоприятных условий для существования Церкви, чем наше время, — впервые Церковь свободна от обязательств перед государством, что особенно уникально именно для Русской Церкви, никогда не знавшей такой независимости; мы теперь не должны обслуживать идеологию, “поддерживать курс” или служить империи — Церковь свободна быть сама собой, заниматься своим прямым делом. Возможности, открытые для воцерковления, просто необозримы: каждая семья, даже каждый человек может иметь свое Евангелие, доступ к духовной литературе, причtм даже на языке оригинала; лекции, диски, интернет, возрождённые монастыри и церкви, богословские вузы.

Когда-то в египетских обителях на всю братию, число которой иногда превышало сотни человек, была одна-единственная Библия, хранившаяся в храме, но пустыни нищих монахов сияли красотой святости и благодатных даров. Вот в этом и парадокс: при обилии книг, богословов и пастырей, при богатстве церквей мы — нищие, духовно пустые и слабые, и народ вовсе не ломится в церкви, а тот, что заполняет храмы, к сожалению, в большинстве своем невежествен и не ищет духовного труда, удовлетворяя лишь свои личные естественно-религиозные потребности.

Однако читая апостольские тексты, весьма удивляешься тому, что первое поколение христиан дерзновенно именовало Церковь обществом святых. Слово “христианин” всего 3 раза встречается в Новом Завете, и это обстоятельство побудило многих библеистов считать, что сами христиане именовали себя иначе: гораздо чаще как самоназвание упоминаются три нарицания “ученики”, “братья” и “святые”, то есть общество христиан есть общество учеников и святых, которые настолько свои друг другу, что живут как братья. Почти все Послания апостола Павла адресованы святым: “возлюбленным святым” Римской церкви, “призванным святым” Коринфа, святым, находящимся в Ефесе, Филиппах, Колоссах. Писались эти тексты для святых, а читаем их мы — христиане XXI века, общество учеников, собрание святых братьев.

Эта мысль способна не только озадачить, но и испугать: какие же мы святые — поддерживаем, конечно, и все признаем, но святые — вон они — на иконах. Святой Павел и другие писатели апостольского века передали нам святость церковной жизни как единственную возможную норму, ориентир и мерило церковности человека. Значит, что-то с нами не так? Значит, как-то мы не так живем в Церкви? И кого тогда считать церковным человеком?

Какой образ возникает у нас, когда мы произносим фразу “воцерковленный человек”? Он правильно одевается, православно говорит, слушает радио “Радонеж”, выписывает православные газеты, смотрит православные фильмы, каждый месяц причащается, ходит в паломничество и знает всех батюшек. Можно перечислить множество моментов, но их количество не перерастет в качество церковной жизни, это будет набор черт, ничем не связанных. Что дает им жизнь и связывает воедино, что оправдывает юродство современного христианина? То, что собственно и составляет жизнь Церкви — Евхаристия. “Природа самой Церкви — евхаристична, — писал отец Киприан (Керн). — Церковь есть Тело Христово. Евхаристия есть также Тело Христово. Поэтому без Евхаристии нет церковности, нет и не может быть оцерковления жизни”.

Там, где нет осознания этой простой истины, не может быть и речи о воцерковлении. Но что чаще всего говорят о Евхаристии? Это элемент ежемесячного очищения от грехов или защита от темных сил, это главный момент личного духовного роста. Но в том-то и дело, что Евхаристия — это прежде всего никак не личное дело. Это дело христианской общины, евхаристичной по своей сути.

Но в том-то и дело, что Евхаристия — это прежде всего никак не личное дело. Это дело христианской общины, евхаристичной по своей сути.

В церкви я не сам по себе, я ношу имя “брат” или “сестра”, а это имена-отношения: я не просто брат, я брат кому-то, и это не метафора, а исповедание органического, даже единокровного родства причащающихся от единой Крови, и потому единство христиан у Чаши есть вершина церковной жизни и ее цель, но всей жизни не исчерпывает. Евхаристия должна продолжаться и вне стен Церкви, потому что мы братья и сёстры навсегда и везде, скорби и радости моих братьев и сестер, единокровных мне во Христе, — мои скорби и радости, а потому доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере (ср.: Гал.6:10).

И именно в этом жизнь Церкви. Не во внешних только каких-то моментах, безусловно важных, но в вере, действующей любовью (см. Гал.5:6). Такой воцерковленности и следует искать. Беда многих из нас в том, что в Церкви “мы числимся, но не живем”, как писал в своё время замечательный русский философ Ю. Ф. Самарин, а это значит, что проблема воцерковления есть проблема жизни общины. Если общины нет или в жизни ее неверно расставлены акценты — как человеку приобщиться к жизни этой общины?

Такова объективная сторона проблемы воцерковления. Разрешить этот вопрос непросто, необходимо не только время, но и воля пастыря и церковного народа к разрешению этой ситуации.

Наконец, есть и субъективная сторона, о которой говорят гораздо чаще. В ней мы можем выделить два момента: универсальный и современный. О первом лучше всего сказано в притче о сеятеле: лишь одна четвертая семян упала на плодородную почву, три четверти — при дороге, на камне и в тернии — погибли.

Почему гибнут семена, Спаситель также разъяснил: слово похищает лукавый, губит непостоянство и более всего забота века сего и обольщение богатства (Мф.13:22). Это универсальный закон, закон на все времена и эпохи.

А что же наше время? Невиданное падение общественной нравственности, обилие соблазнов, расколотость и одиночество современного человека — действительно серьезные препятствия не просто к воцерковлению, но и к шагу, предваряющему его, — к обретению веры во Христа, потому что, как говорит преподобный Исаак Сирин, “душа видит истину Божию по силе жития”, а насколько “бессильно” и рассеянно наше житие — писать грустно, хотя, с другой стороны, смиренное осознание этой своей бессильности часто и приводит людей к Богу, ведь тайны открываются смиренным (Сир.3:18-19), а смирение есть единственное условие воспитания подлинной братской любви.

Современному человеку мешает приобщиться к Церкви отсутствие любви: во-первых, в своем собственном сердце, во-вторых, в церковной общине, и оба эти момента тесно взаимосвязаны. И мир, и Церковь страдают от недостатка любви. Нас с головой накрывает бессердечие и равнодушие, мы научились прикрывать свой эгоизм и себялюбие духовными упражнениями, но теплее не становится ни сердцу, ни миру. Пустыня внутри нас, пустыня вокруг нас, “где полчища слепцов сошлись в борьбе своей” (М. Арнольд).

Современному человеку мешает приобщиться к Церкви отсутствие любви: во-первых, в своем собственном сердце, во-вторых, в церковной общине, и оба эти момента тесно взаимосвязаны.

Писать по этому поводу и горько и грустно, и сколько бы ни писалось, диагноз нашей не-церковной жизни лучше всего поставили старцы: они ясно видели эту болезнь и в кратких и точных словах описали ее суть: “Спросил некто старца: почему имеющиеся ныне между монахами подвижники не получают благодатных даров подобно древним? Старец отвечал: потому что тогда была любовь, и каждый подымал ближнего своего вверх; ныне любовь охладела, и каждый влечет ближнего своего вниз. По этой причине мы не удостаиваемся получить благодати” (из “Отечника” святителя Игнатия).

Спросил некто старца: почему имеющиеся ныне между монахами подвижники не получают благодатных даров подобно древним? Старец отвечал: потому что тогда была любовь, и каждый подымал ближнего своего вверх; ныне любовь охладела, и каждый влечет ближнего своего вниз. По этой причине мы не удостаиваемся получить благодати

Обществом святых нас делает взаимная любовь, и только её отсутствие остужает церковную жизнь, вне которой невозможно и наше личное преуспеяние.

Автор архимандрит Савва (Мажуко)

Отрывок из книги «Любовь и пустота: записки монаха» (М.,2014)

Фото: открытые интернет-источники

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.