О ГЛАВНОМ

RSS
Авг
18

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ

wed

Благословенна будь, новобрачная!

О’Генри

Я женился 27 июля 1989 года. Давненько. Точная дата в этой истории имеет большое значение. Ее следует запомнить. Если бы я женился четырьмя днями позже, не о чем было бы рассказывать.

Кстати, правильно ли говорить «Я женился»? В одиночку жениться трудно. Практически невозможно. В кино ты еще можешь сходить один. И пообедать можешь. И в речке искупаться. А вот жениться – никак. Значит, получается, «мы женились».

Тем же летом за две недели до свадьбы меня приняли в Университет, на факультет журналистики. К тому времени за плечами уже остались два года в Политехе, еще столько же – в армии, в Заполярье, ну и годик на Подготовительном отделении. Сокращенно ПО, а по-старому, рабфак. В общем, солидный был такой мужчина, двадцати двух лет. Бороду даже носил. Работал сторожем сутки через трое. Еще уборщицей в школе по утрам. Зарабатывал 195 рублей в месяц. К тому же увлекся коммерцией. Ездил уже несколько раз в Польшу. Торговал. Сами видите, действительно солидный мужчина. Взрослый. Самостоятельный.

А невеста моя – ну, дите-дитем. Совсем не такая, как я. Я закаленный – она домашняя. Я огромный и бородатый. А она – маленькая. Пигалица такая. У меня за пазухой помещается. Я люблю асимметрию – а она симметрию. Я люблю драматический театр – она оперу. Я ругаюсь – а она и слов таких не слышала и даже во дворе никогда одна не гуляла. Я люблю деревню – а она свинью живую не видела. Я пью водку – а она вообще не пьет. Я деньги зарабатываю – а она думает, что булки растут не на деревьях, а на грядке. Ну, и понятно, что при таком наборе, жить мы друг без друга не можем. Ну, просто никак.

Разве этого не достаточно для совместной жизни? Разве это, собственно, и не есть Любовь? А что же тогда такое Любовь, по-вашему? В общем, посудите сами, как тут было не жениться? Ну, я и женился. Т.е. мы – женились.

Медовый месяц мы начали проводить в Риге. Тогда, знаете, можно было поехать на Конюшенную площадь в «Лентрансагентство», показать бумажку из Дворца бракосочетаний и за восемь рублей купить путевку на двоих в Ригу. Семидневное проживание для молодоженов в гостинице «Рига» и купейные билеты в оба конца – включены. Мрачное советское прошлое.

dach

Вернувшись из Риги, мы продолжали наш медовый месяц у ее бабушки на даче. Там же жили ее родители. И ее дядя с семьей. И еще приезжали какие-то ее родственники. Вот за привыканием к своей новой многочисленной родне я и коротал остатки летних каникул. Точнее сказать, мы коротали. Я привыкал к ней. Она привыкала ко мне. Мы привыкали друг к другу. И к родственникам. Ну, а с родственниками, сами понимаете, тот еще медовый месяц. Поэтому, отбыв положенный срок, мы в конце августа сбежали, наконец, в город, в нашу маленькую семиметровую комнату в коммуналке. В этом малогабаритном гнездышке нам, собственно, и предстояло строить новую молодую семью. Ячейку общества, как тогда говорили.

И тут нам обоим на голову неожиданно сваливается сентябрь. Медовый месяц заканчивается. Мне – в Университет, ей – в институт Культуры. Мне на первый курс, ей – на третий. Мне в журналисты, ей – в музыканты. Начинается учеба.

27 августа в 10 часов утра было назначено собрание нашего курса на факультете журналистики. А надо заметить, что накануне, еще не зная о теме собрания, я читаю в газете «Смена» статью. Статья о студентах и о колхозах. О том, что теперь перестройка и гласность. И вообще новое отношение к личности. И студенты теперь совсем не рабы, а будущее народного хозяйства. И главная задача студента – учиться. Поэтому все дополнительные нагрузки, как то овощебаза, уборка и ремонт аудиторий и, между прочим, колхоз – все отныне исключительно на добровольных началах. И наш Ленинградский обком комсомола встал, так сказать, на защиту студенчества и даже издал специальное постановление. И все студенты, кого к чему-либо кроме учебы принуждают, могут позвонить по телефону секретарю Обкома Андрею Л.

Ну, я прочитать-то прочитал и забыл. А сам на собрание первокурсников побежал. Публика, надо сказать, собралась, в основном, детская. Безусые юнцы сразу после школы. Всем по семнадцать лет. И всего этой детворы на курсе человек около пятидесяти. А нас ПО-шников, которые после армии, человек семь. Малыши все чего-то бегают, шумят. Только что за косички девчонок не дергают. Ну, и мы, старики, сидим в углу. Готовые к труду и обороне.

stud

Начинается собрание. Куратор курса, назовем его Иван Яковлевич, поздравляет нас с поступлением, с зачислением, с началом учебного года и предлагает всем собраться рано утром первого сентября на Балтийском вокзале для отъезда в колхоз. На три недели.

Ну, то есть, кто жил и мыслил, тот понимает, что ничего Иван Яковлевич не предлагает. А просто объявляет. Ставит перед фактом:

— Первого сентября первый курс выезжает в колхоз на уборку турнепса. Место дислокации совхоз «Рассвет», Волосовский район. Отъезжающим собраться на Балтийском вокзале возле касс в 7:25 утра. Вопросы есть?

Тут же его закидывают вопросами. В основном, девчонки. Что брать, что не брать. Да какие условия проживания. Да, есть ли душ. Да можно ли будет уезжать домой. Ну и прочая галиматья. Братья мои ПО-шники тоже вливаются в общую ажитацию. Вопросов глупых не задают, но промеж себя горячо обсуждают. Сколько брать с собою литров. Да брать ли закуску. Да будет ли магазин. Или нужно запастись на все три недели сразу. В итоге приходят к тому, что для начала надо взять столько, сколько понадобится в электричке. Ну и еще на первые три дня. А там посмотрим. Если чего, то можно и в город смотать.

В это время Иван Яковлевич продолжает терпеливо отвечать на вопросы девчонок и, в надежде на окончание собрания, опять вопрошает:

— Какие еще есть вопросы?

Секундой спустя. В полном молчании. Когда слышно лишь нетерпеливое дыхание первокурсников. Из глубины аудитории раздается спокойный и наглый голос:

— У меня есть вопрос.

— Да. Я слушаю Вас.

— А что делать первого сентября тем, кто в колхоз не поедет?

— Простите?

— Что делать тем, кто не поедет в колхоз?

— То есть, как не поедет? И кто не поедет?

— Ну, я! Я не поеду.

Здесь уже пора признаваться, что голос этот наглый был мой. Это я произнес «Ну, я!»

Честно скажу, меня это известие о колхозе резануло прямо по сердцу. Прямо по живому! Ужас, как резануло. Похолодел просто весь. Или, наоборот, в жар кинуло, и вспотел сразу. Не помню.

Уехать в колхоз! На три недели! Ничего себе! То есть я сейчас только пару часов как от жены, скрепя сердце, вырвался. Из нашего семиметрового гнездышка. И жду сейчас не дождусь, когда к ней в это гнездышко обратно вернусь. А она!? Да я понимаю, что она умрет просто сразу же от такой разлуки. Как узнает, что мне нужно уехать, сразу и умрет. Ведь она ж у меня птичка-пичужка, пташка малая. Сердечко у нее и без того: дынь-дынь, дынь-дынь… А они – колхоз. Да еще на три недели. В принципе я даже и не взвешивал: ехать — не ехать. Невозможно ехать! Значит, не ехать и все. Пускай из Университета гонят!

— Я не поеду.

— Простите, почему? Вы больны?

— Нет, я здоров.

— Тогда в чем же дело?

— Не хочу.

— То есть, как не хотите.

— Так. Не хочу и все. Постановление есть, — вспоминаю я, — обкома комсомола: в колхоз – только те, кто хочет. А вот я не хочу.

— Позвольте, позвольте, — не готов мириться с моей наглостью Иван Яковлевич, – постановление – постановлением, но ведь должны же быть причины! Уважительные причины! У Вас есть уважительная причина, чтобы не хотеть ехать в колхоз?

— Хорошо, – не выдерживаю я и уклоняюсь от выбранной прежде линии, – у меня есть причина. Я недавно женился.

— У-ф-ф! – радостно вздыхает Иван Яковлевич, – Медовый Месяц! Ну, конечно, конечно. Я Вас поздравляю! Медовый месяц – это уважительная причина. Вы, разумеется, можете не ехать в колхоз. Садитесь.

Я сажусь в блаженном успокоении. Отбился. Иван Яковлевич собирает на кафедре свои бумажки. Уже готовится объявить об окончании собрания. Но тут ему в голову приходит одна важная мысль.

— Э-э, простите, как Вас зовут? – обращается он ко мне.

— Забежинский Илья.

— Хорошо. А скажите, Илья. Когда Вы женились? Ну, какова дата Вашей свадьбы, чтобы я описал в отчете причину, по которой Вы не можете поехать.

— Я женился 27 июля этого года.

— Хорошо. Хорошо. 27 июля. Это хорошо…но позвольте! Ведь Медовый месяц сегодня уже закончился! Вам придется ехать.

— Я не поеду!

— Почему?

— Не хочу.

— Но почему? Почему?

— Я же Вам сказал. Я недавно женился. Я люблю свою жену и не могу от нее уехать.

— Но ведь Ваш медовый месяц уже истек!

— Ну и что? А я все равно не поеду. Не хочу уезжать от жены, понимаете! Я ее люблю!

Иван Яковлевич морщится.

— Причем тут «люблю – не люблю». Знаете что? Пойдемте к декану. Пусть он решает, что с Вами делать.

Мы идем к декану. Иван Яковлевич оставляет меня в коридоре и заходит сначала один. Через две минуты он выскакивает и увлекает меня в кабинет:

— Пойдемте-пойдемте. Сейчас Вам все скажут.

Зайдя в кабинет, Иван Яковлевич вдруг меняет свою спокойную речь с ласкового придыхания на нервный визг и стремительно выпаливает:

— Вот, Георгий Никифорович! Вот этот не хочет ехать в колхоз! – и толкает меня к столу.

Декан поднимает голову от важных бумаг. Он смотрит на меня. Я смотрю на него. Он мне нравится. У него шотландская бородка. И, разумеется, трубка в зубах. Еще одна трубка в зубах у Есенина. Есенин слева. Третья трубка в зубах у Хемингуэя. Хемингуэй – справа.

Видно, что административная работа декану неприятна. Так же, как она была бы неприятна Есенину и Хемингуэю. Студенты и подчиненные дека-на утомляют. А тут еще учебный год не начался, а уже привели какого-то первокурсника. Похоже, наглого. Много их развелось нынче наглых.

— Вы не хотите ехать в колхоз? Почему? По какой причине? – декан пыхтит трубкой.

— Нет никакой причины. Просто не хочу. Вот есть постановление обкома. Имею право.

— Понятно-понятно. Про постановление мы слыхали. Но ведь и у Вас же должна быть какая-то причина? Ведь не просто так Вы не хотите.

— Хорошо. У меня есть причина. Я недавно женился.

— О-о-о! – радостно восклицает декан, – медовый месяц! Я Вас поздравляю! Конечно, Вы можете не ехать. Это все меняет!

— Спасибо, – говорю я.

— Но, Георгий Никифорович, – вмешивается Иван Яковлевич, – Вы не знаете всех подробностей!

— Подробностей? – удивленно вскидывает бровь декан, – Каких еще подробностей?

— Дело в том, что он женился 27 июля. А сегодня 27 августа!

— Ну и что? – хмурится декан, – Что из этого следует?

— А из этого следует, — Иван Яковлевич говорит убедительно и с пафосом, – из этого следует, что сегодня исполняется ровно месяц с того дня, как он женился!

— Ну, так я Вас поздравляю с этим событием! – поворачиваясь ко мне, расплывается в улыбке декан, – первый семейный юбилей, так сказать. Понимаю, – он вздыхает, откладывая трубку в сторону, – понимаю. А ведь первый месяц нелегко дается! Да? – он опять вздыхает, – Впрочем, как и последующие несколько сотен месяцев, – произносит он уже с некоторой грустью. – Интересная штука жизнь. Интересная! – и он еще раз вздыхает.

— Дело не в юбилее, – утомленно говорит Иван Яковлевич.

— А в чем? – разочарованно спрашивает декан.

— Дело в том, что месяц кончился.

— Кончился? Какой месяц?

— Месяц со дня свадьбы.

— Ну и что!? – восклицает декан. – Будут у них еще и другие месяцы. И еще много и много других месяцев… Я вот, например женат уже 26 лет. А это сколько же? – он считает. – А это, молодой человек, уже целых 312 месяцев! Вот так! Желаю и Вам дожить до моих седин, так сказать. И счастья… тоже…желаю! – произносит он с комком в горле.

Потом берет со стола трубку, раскуривает ее и снова углубляется в бумаги.

— Постойте, постойте, – почти рыдает Иван Яковлевич, – Георгий Никифорович! У него медовый месяц закончился, понимаете?! У него медовый месяц закончился сегодня! А в колхоз ему ехать через 4 дня!

— Ах, вот какое дело… – откладывает опять трубку декан и расстраивается. – Ах, вот оно что…. Да, голубчик, сочувствую, но…придется Вам все-таки ехать в колхоз. Ничего поделать нельзя, – он листает календарь, – видите ли, голубчик, если бы Вы женились, например 1 августа, – пытается он меня утешить, – то ваш Медовый месяц на момент отъезда еще не истек бы. И мы могли бы освободить вас от поездки. А так…Вам придется ехать.

kolh

— А впредь, мой дорогой, такие вещи надо планировать, хе-хе, заранее… Надо же, четыре дня каких-то! – он раскуривает трубку и опять улыбается.

— Я не поеду, – спокойно говорю я.

— Не понял, – говорит декан, откладывая трубку, – почему?

— Не хочу. У меня молодая жена. И я ее люблю. И не могу ее бросить. И потом, Вы же знаете, есть постановление обкома.

— Послушайте, молодой человек! – возвышает на меня свой голос декан, – у меня, если хотите знать, вообще не было никакого медового месяца! Когда мы женились, – он практически переходит на крик, – она была уже на седьмом месяце. А в вашем возрасте воздержание вообще полезно! – почему-то добавляет он.

— Не поедете в колхоз, – пытается завершить разговор Иван Яковлевич, – мы Вас просто отчислим. Отчислим и все. За прогулы занятий.

— Вы на меня не кричите, – говорю я, – я никуда не поеду. Потому что я только женился. И с женой расставаться не намерен. Мы слишком любим друг друга, и расстаться нам сейчас невозможно. А если Вы меня отчислите, я пойду жаловаться в обком.

— Знаете-ка, что?! – сквозь зубы выдавливает слова декан, – знаете-ка, что?! – уже взрывается он, – идите-ка Вы, молодой человек, … в обком. И возьмите-ка у них бумагу, что Вы действительно имеете право не ехать в колхоз. Принесите-ка ее в деканат. Вот тогда и поговорим.

Я еду в Смольный. В обком комсомола.

А обком комсомола размещался в одном из флигелей монастыря. Наверху купола – внутри коридоры. И кабинеты, кабинеты, кабинеты. Я нахожу секретаря по работе со студентами Андрея Л., и он заводит меня к себе в комнату. Это действительно не кабинет, а комната. Какие-то столы стоят совсем не деловые. Совсем не солидные. Всюду навалены бумаги. В углу громоздятся покореженные кумачовые транспаранты. Бюст Ленина на белом фанерном постаменте. Почему-то очень неопрятный. Маскировочная занавеска на окне. Валяются развернутые плакаты и папки. Все время забегают и выбегают какие-то люди. Спрашивают какого-то Филимонова и, не найдя его, убегают. Такая обстановка в духе Павки Корчагина, что ли. А тут Андрей этот, секретарь. От которого вся моя жизнь теперь зависит. Ну, и жизнь моей жены, естественно. Он присаживается на угол заваленного бумагами стола. Наклоняется ко мне. Улыбается. Такой простой вроде парень. Старше меня, конечно, лет тридцати – тридцати пяти. Русоволосый. Высокий. Открытое мягкое лицо. Озорные глаза.

— Ну, что, рассказывай. Как там тебя аппаратчики замучили. Боремся, понимаешь, с аппаратом. Боремся! Надо, брат, все перестраивать.  Перестройка – это, брат, дело такое. Никто, главное, толком не понимает как. Но, главное, все понимают, что надо перестраивать. И я вот тоже думаю. Надо, прежде всего, от аппаратчиков избавиться. От них главная беда. Надо сделать социализм ближе к людям. Надо открыться для людей! Надо идти к людям! Ну и перестраивать все! Все перестраивать! И вот когда все перестроим. Вот тогда такая жизнь начнется! Такая жизнь! Ну, про-сто замечательная! Настоящий социализм будет. Ну. А у тебя, Илья, какие проблемы? Давай, не стесняйся, рассказывай. Сейчас подмогнем. Наше дело правое, так сказать. Давай.

— Понимаете, Андрей, объясняю я, – нас отправляют в колхоз. Наш первый курс. А вы вот на днях издали постановление, что в колхоз теперь только по желанию. А декан обещает меня отчислить, если я не поеду.

— Да, Илья. Проблема твоя понятна. Постановление мы издали. И это правильное постановление. Студенты должны учиться. Студенты – будущее нашей страны! Перед нами стоят большие задачи! Огромные! Студенты должны овладевать знаниями! А вот аппаратчики все время норовят им помешать! Понимаешь? Все время! Вот и декан твой ведет себя, как настоящий аппаратчик. Так что ты прав абсолютно. В колхоз теперь – только по желанию. Точка!

— А Вы могли бы написать мне бумагу в деканат, что я действительно могу не ехать в колхоз?

— Конечно, можем. И напишем. Обязательно напишем. А ты по какой причине не можешь ехать в колхоз-то?

— Да, ни по какой. Просто не хочу.

— Что-о-о?! Что значит, не хочу? Подожди-подожди Илья. Колхоз – дело добровольное. Но ведь должна же быть причина?! Нельзя же просто сказать: я не хочу.

— Ну, хорошо. Есть причина. Я недавно женился.

— А-а-а! Медовый месяц! – радуется Андрей и трясет мне руку. – Ну-у-у! Илья-а! Поздравляю! Что ж ты сразу не сказал! Медовый месяц – это святое! Конечно, можешь не ехать в колхоз! Конечно! Ух, эти аппаратчики у вас в Университете! Ух, доиграются! – и он грозит пальцем ненавистным ему аппаратчикам.

— Ну… И когда ж ты женился, рассказывай?

— Да, недавно. 27 июля.

— Постой-постой. Так ведь и сегодня 27-е. Только августа. Это что ж получается? Медовый месяц-то у тебя прошел. Так что получается, надо тебе ехать, брат. Надо.

— Я не поеду, – говорю я.

— То есть как это? Как не поедешь? – он вскакивает со стола. – Комсомол говорит ему, поезжай, а ты не поедешь? Не понимаю!

— Но вы ведь сами издали постановление, что в колхоз только по желанию!

— Да, Илья. Мы издали. И это постановление правильное. Люди должны иметь право выбора. А иначе аппаратчики им головы так накрутят! Так накрутят. Ведь ни во что же человека не считают. Ни во что! – он шагает по комнате. — Да пойми ж ты, дурья твоя башка! В колхоз никто тебя заставить ехать не может. Это факт. Для того и постановление принято. Но чтобы не ехать в колхоз, нужна какая-то уважительная причина! Уважительная, понимаешь?! А у тебя ее нет.

— Но у меня же есть причина! – тут уже я срываюсь на крик, – у меня есть уважительная причина! Я недавно женился! У меня молодая жена! Я люблю ее. И я не могу, понимаете, не могу уехать сейчас от нее! Можете не писать мне никаких бумаг. Можете отчислить меня из Университета! Но я все равно не поеду!

— Постой-постой, – начинает что-то по-своему соображать секретарь, – постой-постой. То есть ты хочешь сказать…ну, что она…ну, что ты…в общем, что ты в ней не уверен? Так что ли? Поэтому боишься уезжать? Я правильно тебя понял?

Господи, ну как им объяснить?

— Ладно, – киваю головой, – правильно.

— Да, брат, – секретарь присаживается рядом и обнимает меня за плечи, – Бабы – это такое дело, брат…такое дело…

Через полчаса я выхожу из обкома с письмом следующего содержания, напечатанном на бланке:

«ЛГУ им. А. А. Жданова

Факультет Журналистики

Деканат

Областной комитет ВЛКСМ в свете решений апрельского Пленума ЦК КПСС о повышении уровня Высшего образования, а также руководствуясь постановлением о «Добровольности привлечения студентов Высших учебных заведений к общественным и сельскохозяйственным работам» ходатайствует об освобождении студента 1 курса Забежинского Ильи от поездки в совхоз «Рассвет» Волосовского района Ленинградской области в период с 1 по 22 сентября по семейным обстоятельствам.

Секретарь обкома по работе со студентами Андрей Л.»

С этой бумагой на перекладных добираюсь я к вечеру до факультета. Декана уже нет. Но у себя в кабинете сидит заместитель декана, Юрий Иванович. За спиной Юрия Ивановича на стене висит портрет писателя Василия Белова. Я стучусь, захожу и протягиваю ему бумагу. Юрий Иванович читает документ, смотрит на меня и, слегка окая, спрашивает:

— Так-с. По семейным обстоятельствам, значит. Случилось чего? Все здоровы?

— Случилось! – радостно отвечаю я, – Случилось! Я женился недавно!

— А! Понимаю, – улыбается Юрий Иванович, – медовый месяц! В Медовый месяц колхоз отменяется!

— Да-да, – говорю я, – да-да.

— Ну, а скучать вам, Забежинский, не придется, – продолжает улыбаться Юрий Иванович. – Первого числа ждем вас тут, на факультете. Пока товарищи Ваши в колхозе трудятся, будете со вторым курсом на третьем этаже стены красить.

— Конечно-конечно, – откланиваюсь я в дверях. – Конечно-конечно, Юрий Иванович, мы все покрасим, – лопочу я. И не дерзаю напомнить ему о постановлении обкома.

len

Ночью поздно, обнимая засыпающую жену, я рассказываю ей историю своих похождений и одержанных сегодня побед.

– Ты волшебник, – сонно трется она щекой о мою руку, – я всегда знала, что ты у меня – волшебник!

Сейчас прошло после той истории уже больше двадцати лет. Поменялись люди. Изменилось время. И я частенько теперь задаю себе вопрос: А вот я нынешний. Сорокапятилетний. Ровесник героев этого рассказа, которым было никак меня не понять тогда. Вот я сам-то понял бы теперь, о чем просит меня этот нахальный влюбленный первокурсник?

Я сижу за компьютером и дописываю рассказ. Жена стоит у меня за спиной. Ворошит мне волосы и поверх головы читает последние строчки этой истории:

— Ты бы понял, Ароныч. – говорит она, – ты бы его понял. Потому что ты и сейчас такой же ненормальный, как и был. Ну и съездил бы в колхоз тогда со всеми. Ну и съездил бы. Убыло бы от тебя что ли?

 

Автор И. А. Забежинский

Оригинальный текст опубликован на сайте.

Фото: открытые интернет-источники

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Comments

Comments are closed.