О ГЛАВНОМ

Двадцать третьего июля Церковь празднует память преподобного Антония Печерского. Его считают основателем монашества на Руси.

Предлагаем вашему вниманию рассуждения о монашестве и его истории в христианстве архимандрита Саввы (Мажуко).

…Было время, когда не было никакого монашества. Это факт истории, и с ним ничего не поделаешь. Почти 300 лет христианство обходилось без монахов, и Церковь жила насыщенной жизнью, а христианство успешно покоряло мир. И еще вопрос: сам стиль жизни монашеской — это изобретение христианства или нечто заимствованное?

Оба варианта — неверны. Совершенно очевидно, что монашество можно обнаружить в любой развитой религии и цивилизации, потому что такая форма жизни есть некая культурная универсалия, устойчивая форма культурной жизни, универсальная оформленность религиозного опыта.

Что я имею в виду? Всем хорошо известные вещи. Индийское монашество на много столетий старше христианского. Буддизм — это религиозно-философское движение, причем изначально и принципиально монашеское, из чего можно сделать вывод, что эта школа монашеского делания старше нашей минимум на 700 лет. Значит ли это, что наше монашество неподлинное, ученическое, и ему надлежит покорно внимать наставлениям восточных собратьев? Вовсе нет.

Давайте не будем мыслить неряшливо. Монашество — культурная универсалия, вообще присущий человечеству способ оформления религиозного опыта особой интенсивности. К таким универсалиям можно отнести, например, храм, богослужение, институт священников, пророков. Это есть в любой развитой религии, а если еще где-то нет, то появится по мере развития. И то, что буддийские храмы появились раньше православных, вовсе не значит, что мы что-то у кого-то заимствовали, а потому обречены на вечное ученичество и комплекс неполноценности.

Союз пифагорейцев по всем признакам походил на монастырь: духовные упражнения, почитание старца, ограничения в пище, наличие устава и определенного ритма жизни. Была там и универсальная для всякого монастыря иерархическая структура, обеспечивавшая накопление и передачу опыта внутренней жизни. Есть монашество и в исламе — весьма любопытное явление, наименованное суфизмом.

У первых монахов-христиан перед глазами были свои примеры подвижничества, например, философов-неоплатоников: и Плотин, и Аммоний Саккас, и Порфирий были своего рода подвижниками и аскетами. В одной из речей, посвященных императору-философу Юлиану Отступнику, известный оратор Либаний доказывал, что в подвижничестве император ничем не уступал христианским отшельникам.

В III–IV веках всё еще существовали так называемые галлы — мужчины, служившие культу Кибелы, тоже своего рода «монахи». В честь своей богини они добровольно оскопляли себя и несли всяческие подвиги и лишения, одним из которых была молитва на столбе, и мне кажется, наши святые столпники были не просто монахами, открывшими оригинальный путь спасения, но миссионерами-полемистами, спорившими с язычниками делами и поступками.

Здесь следует оговориться. Ни в коей мере я не ставлю на одну доску опыт духовной жизни античных философов или подвижников не-христиан рядом с христианским подвижничеством. Это вещи качественно различные, а потому и сравнение тут неуместно. Для меня важно продемонстрировать наличие в культуре универсальной формы, которая как бы воспринимает опыт подвижничества, каким бы он ни был по своему содержанию. Как бы то ни было, монашество само по себе не есть изобретение христиан, но и не простое заимствование пустой формы.

Но вот встает вопрос содержания: в чем тогда мы должны видеть оригинальный почерк именно христианского монашества? Если говорить предельно просто, то христианский монастырь есть евхаристическая община, организованная и живущая по учению Евангелия и согласного с ним устава общежительной жизни. И уже здесь нам следует отметить, что монашество ни в коей мере не есть нечто сверх-христианское, что монахи каким-то образом переросли Евангелие и церковный опыт.

Монашество — одно из многочисленных церковных служений. Есть служение епископа, есть служение богослова, и ни у кого в церкви нет оснований впадать в снобизм и брезгливо посматривать на менее чистых и нижестоящих. И после апостола Павла никто ничего нового не сказал в этом вопросе.

Вторая важная черта — тот уникальный духовный опыт, который накопило христианское монашество, опыт спасения — так его обычно называют. А потому каждый монах, если он подлинно монах, он — не сам по себе — во-первых, в силу принадлежности своей общине, а во-вторых, в силу приобщения к подлинной духовной традиции, принадлежность к которой по-настоящему делает монаха своего рода аристократом, избранным, особенным, даже если и сам он того не подозревает. И это тот самый тип духовного аристократизма и монашеского благородства, что так поражает в настоящих монахах, не превращая их при этом в сверх-христиан и не унижая не-монахов.

Выдержка из книги архимандрита Саввы (Мажуко) «Любовь и пустота»

Фото: открытые интернет-источники

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.