О ГЛАВНОМ

В рассказе о том, как Димитрий Донской готовился к битве с Ордой, говорится, что он пришел к святому Сергию Радонежскому просить благословения; и тот его спросил:

«Сделал ли ты все, что возможно, чтобы избежать кровопролития?» — «Да». — «Пошел ли ты до предельного личного унижения?» — «Да». — «В таком случае я тебя благословляю».

Люди стали приходить исповедоваться Христу перед священником, проходя мимо всех тех, кого они обидели, унизили, оскорбили… Мало кто грешит непосредственно против Бога, — почти все мы грешим путем оскорбления, унижения нашего ближнего. Мы каемся в нетерпении, каемся во лжи, мы каемся в жадности, каемся во множестве преступлений, и эти преступления мы совершаем по отношении к нашему ближнему. Но на исповедь мы приходим к Богу, проходя мимо этого самого ближнего. Поэтому первое, что надо бы осознать: что мы не имеем никакого права прийти на исповедь, каяться перед Богом в том, что совершили, если прежде не пошли к тем людям или к тому человеку, перед кем виноваты или на кого имеем злобу по той или другой причине, и не примирились с ними, с ним. Исповедовать Богу свои грехи, не примирившись с виновником или жертвой этих грехов, нет никакого смысла; или, вернее, имеет смысл, только если эта исповедь является преддверием примирения с ближним.

Исповедовать Богу свои грехи, не примирившись с виновником или жертвой этих грехов, нет никакого смысла; или, вернее, имеет смысл, только если эта исповедь является преддверием примирения с ближним.

Я сказал, что человек может быть или виновником, или жертвой. И действительно, иногда нам приходится мириться с человеком, потому что мы перед ним провинились; но иногда приходится прийти к человеку и сказать: «Моя душа в тревоге; во мне горечь, во мне гнев, во мне буря разных помышлений из-за того, что ты сказал, что ты сделал; можешь ли ты меня исцелить? Можешь ли ты помочь мне тебя простить?» Это очень важно; и каждый из нас должен был бы задуматься над этим, потому что мы ранены не только своими грехами, но и чужими. Но ранены мы всегда бываем взаимно, никогда в одиночку.

Иногда приходится прийти к человеку и сказать: «Моя душа в тревоге; во мне горечь, во мне гнев, во мне буря разных помышлений из-за того, что ты сказал, что ты сделал; можешь ли ты меня исцелить? Можешь ли ты помочь мне тебя простить?»

И потому исповедующийся должен был бы поставить перед собой вопрос: кого я обидел или на кого я имею обиду? И сделать все, что от него зависит, вплоть до унижения, для того, чтобы сначала примириться. И только потом прийти к Богу и сказать: Господи, со своей стороны я сделал все; теперь я прошу Тебя меня простить и мне помочь, меня исцелить.

Я употребил слово «унижение». В рассказе о том, как Димитрий Донской готовился к битве с Ордой, говорится, что он пришел к святому Сергию Радонежскому просить благословения; и тот его спросил: «Сделал ли ты все, что возможно, чтобы избежать кровопролития?» — «Да». — «Пошел ли ты до предельного личного унижения?» — «Да». — «В таком случае я тебя благословляю». Это очень важно помнить; потому что порой то единственное, что может спасти нашу душу и душу ближнего, — это наша готовность быть униженным, лишь бы только спасти его или ее от того соблазна, который лег между нами.

Хочу сказать еще одно, что вам покажется, может быть, странным, во всяком случае, необычным. Раньше чем получить прощение от Бога, надо перед собой поставить вопрос о том, прощаю ли я Бога за ту жизнь, которая мне дана. Вопрос может показаться странным и даже кощунственным; но так часто на исповеди слышатся слова: «Вот, таковы мои грехи; но как же мне не грешить, когда обстоятельства моей жизни на это меня наталкивают, когда все в моей жизни распалось, все прахом пошло?!». Это, в сущности, значит: Бог меня не уберег, Бог создал такую обстановку, в которой я ничего не могу сделать, кроме как грешить! Я каюсь в своих грехах, но, в сущности, Он виноват…

Раньше чем получить прощение от Бога, надо перед собой поставить вопрос о том, прощаю ли я Бога за ту жизнь, которая мне дана.

Исповедь — это примирение. Когда мы просим прощения у человека, тем более у Бога, мы, в сущности, не говорим Ему: «Вот, мы стали совершенными, и теперь Ты можешь нас принять как друзей Своих, верных, чистых, просветленных». Мы говорим: «Господи, я пришел открыться перед Тобой, сказать Тебе о всем темном, нечистом, мрачном, порочном, что во мне есть; и я Тебя прошу меня исцелить». И когда Христос говорит нам, что Он нас прощает, это значит, что Он готов нас, какие мы есть, взять на Свои плечи и принести в ограду. Или бывает еще страшнее: Христос готов нас взять на свои плечи, как Он взял Свой крест, и на этом кресте умереть для нас, нами, из-за нас, и сказать: Прости им, Отче, они не знают, что творят!

Исповедь — это примирение.

Если бы мы думали о прощении в таких категориях, мы не легко давали бвы людям прощение и не просили бы легко прощения у людей, потому что прощение — поступок предельно ответственный. Он означает: я тебя достаточно почитаю как икону Божию, я тебя достаточно люблю крестной любовью, чтобы тебя, какой ты есть, какая ты ни на есть, взять на плечи свои и нести, нести твои пороки, нести твои недостатки, лишь бы ты исцелился.

Прощение — не момент, когда мы можем легко сказать: «Ну, давай все забудем!». Нет, забывать нельзя, потому что забыть — это очень часто значит через мгновение или через год поставить человека перед тем же соблазном, который его погубил раньше. Надо помнить слабость человека, помнить его уязвимость, помнить опасность, в которой он находится от того или от другого, — и быть готовым нести все последствия, потому что он и я — одно.

И затем, примирившись с другим, через это примирившись со своей совестью, мы могли бы прийти на исповедь, стать перед Богом и сказать: «Господи! Теперь мне остаются две вещи. Я отрекаюсь от прошлого, но это прошлое, словно болезнь еще не изжитую, я беру на себя, как подвиг. Я буду бороться; а Тебя прошу об одном: подтверди, укрепи прощение, которое я получил от другого, и прощение, которое я другому дал; и помоги мне исцелиться; исцели меня в ответ на мой крик и мое усилие». Всякая исповедь должна стать, с одной стороны, оглядкой на прошлое, и с другой стороны, программой на будущий подвиг, на борьбу, на победу над собой во имя Божие и во имя ближнего.

Отрывок из беседы митрополита Антония Сурожского, опубликованной в книге «Об исповеди»

Иллюстрации: открытые интернет-источники

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.